Николай Лесков - Статьи, предположительно написанные Лесковым

Подождем! Может быть, мы и дождемся этой публикации, о которой говорили в № 273 нашей газеты; авось дождемся и того, что узрим наконец печатные протоколы заседаний и с. — петербургского губернского по крестьянским делам присутствия! А нечего греха таить: многие провинции далеко перещеголяли его на этом пути!

Вопрос о большей доступности нашему простолюдью врачебной помощи издавна составлял и составляет предмет особенной заботливости и правительства, и частных лиц. Давно уже замечено, что наш мужик больше верит какой-нибудь бабе-знахарке и симпатичнее смотрит на своего брата-ведуна, чем питает уважение к лекарю из «благородных». Виной этому сколько та тьма, в которой народ наш столь долго был погружен по не зависевшим от него самого обстоятельствам, столько же, если не более, и то отчуждение и рознь, которые до настоящего времени характеризовали отношения одного сословия к другому. Это-то отчуждение и недоверие не к своему брату в связи с темным пониманием плохих научных сведений в наших уездных и сельских врачах, а с другой стороны, воззрение на врача, как на чиновника, все помышления свои направляющего лишь на то, чтобы как можно побольше получить с болящего мужика, конечно, не могли постоянно не отдалять крестьянина от целого сословия врачей и не заставлять его искать спасения в шарлатанстве деревенских баб и знахарей.

Были, конечно, тут исключения, и исключения блестящие, особенно в больших имениях, не покинутых на произвол управителей, а время от времени посещаемых землевладельцами. Таких имений было немало, и, чтобы недалеко ходить за образцами, назовем первое попавшееся на память, хоть, например, местечко Смелу, принадлежащее графу Бобринскому, находящееся в Черкасском уезде Киевской губернии и издавна уже знакомое целому миру образованных наших сельских хозяев по своей, так сказать, образцовости, по давнему уничтожению в здешних сельских школах телесных наказаний и по порядочности и систематичности устройства медицинской и врачебной части.

Учреждение сельских аптек и облегчение способов подавать страждущим крестьянам врачебное пособие, при сметливости землевладельца и при способности его дирижировать сподручными финансовыми средствами, могло в прежние времена обходиться помещикам иногда чрезвычайно дешево, могло даже не стоить ни копейки.

Мы знаем одно богатое подмосковное имение, на целые пятьдесят верст кругом пользовавшееся доброю славою, благодаря удободоступности врачебных пособий, дешевизне медикаментов, благодаря опытности и человечности отношений лекаря-самоучки, дворового человека, по-людски обращавшегося со страждущими и довольствовавшегося посильным спасибом, без руганья и угроз за скромные крестьянские приношения, ограничивавшиеся подчас одним лишь пяточком яичек, за которые в деревне и копейки серебра платить не стоило. И врач, и аптека, и добрая слава обошлись владельцу чрезвычайно как дешево.

Мужики платили барину сорок три рубля серебром оброку. Что же? Это еще не невыносимо в сорока верстах от Москвы. В Петербургской губернии оброки в пятьдесят, в шестьдесят и в семьдесят рублей с тягла не были, говорят, редкостью! Кроме своего оброка, крестьяне, конечно, должны были платить еще и подушные подати и нести разного наименования другие государственные налоги и повинности и за себя, и за дворовых людей. Это все, разумеется, было в законном порядке. Кроме того, крестьяне имения, на которое мы указываем, обложены были так называемою «ругою».

Руга — это вот что значит.

Известно, что по планам генерального межевания земли помещичьих имений разделены на три категории: барские поля и усадьба, крестьянские поля и усадьбы и церковная земля, крепкая церкви, вовсе поэтому исключенная из права собственности помещика, хотя зауряд и положенная в общий счет десятин остальной земли и специально назначавшаяся на содержание местного причта.

С течением времени землевладелец запахал церковную землю, часть которой отошла, по данному примеру, и под крестьянские поля. Чтоб уравнять интересы причта, не имевшего средств совладать с своею землею в натуре и не прилагавшего на возделание ее никакого ни подневольного, ни вольного труда, помещики, весьма естественно, обложили своих крестьян особым денежным сбором в видах ежегодного вознаграждения церковников за отшедшие от них к барину и мужику поля. Вот этот-то сбор и есть руга.