Николай Лесков - Статьи

Ходатайство об этом князя Суворова, шедшее чрез Л. А. Перовского, было уважено: детей, составивших “вредный класc”, с которым не могла совладеть рижская полиция, решено было сдать в кантонисты. По этому поводу рассказывают ужасы! Стон, плач и сетование огласили русские слободы Риги. Московский форштадт, узнав о том, что детей будут обирать в кантонисты, зарыдал поголовно. “Это был плач в Раме”, — говорят раскольничьи старики на своем торжественном языке. “Древлепечатная Рахиль рыдала о детях своих, и поднесь еще не хочет утешиться”. А между тем, вызванные бездомными и ничему не обученными детьми суровые меры шли одна за другою, — одна одной круче, одна другой неожиданнее. Того же 11 июля, когда князь Суворов за № 807 просил Л. А. Перовского исходатайствовать ему разрешение сдавать всех раскольничьих сирот в военные кантонисты, он за № 808 предписал рижскому полициймейстеру: “немедленно, но с осторожностью, внезапно и совершенно негласно, взять в распоряжение полиции круглых раскольничьих сирот, как мальчиков, так и девочек”. Полициймейстер тотчас же это исполнил. В списке взятых к этому распоряжению сирот есть дети обоего пола, включительно от двух с половиною до девятнадцати лет. Даже, неизвестно по каким соображениям, “в числе малолетних была взята купеческая дочь Евдокия Лукьянова Волкова 21 года”.

Все эти, как выразился в одной бумаге чиновник князя Суворова, граф Соллогуб, — все “эти облавы” имели ужасное впечатление на раскольников и врезались в их памяти огненными неизгладимыми чертами. Дети бегали и прятались, — их преследовали и ловили. Это опять, как и все здесь излагаемое, не преувеличенные рассказы озлобленных староверов, а факты, записанные черным на белое и сохраняемые во всей неприкосновенности крепкими сводами архивов. Об облавах на русских сирот в Риге при делах прибалтийского генерал-губернаторства есть донесение рижского полициймейстера, полковника Грина, от ноября 1849 г. за № 2862, из которого видно, что дети, несмотря на позднюю осень, прятались в незапертых холодных балаганах, на конных рынках; но ночные патрули находили их и там, ловили и доставляли прямо оттуда в полицейскую чижовку. Забираемые дети чаще всего были совершенно нищие, а иногда даже и нагие. Так, например, ночью под 5 ноября 1849 были взяты где-то под колодою на площади семь русских мальчиков, “у которых все имущество заключалось в одних мешках, в которых они и прятались”.

Пока в Риге забирала детей ее полиция, граф Л. А. Перовский приводил меру, проектированную лифляндским генерал-губернатором, и 26 ноября 1849 г., за № 5752, уведомил князя Суворова, что его светлость может распространить правило 30 апреля 1838 г. на всех бродяжничествующих, — даже и на православных, — о чем князь Суворов Л. А. Перовского и не просил.

После получения генерал-губернатором такого полноправия, забранных детей, “с некоторыми усиленными этапными предосторожностями, препроводили по пересылке, в том же ноябре месяце, в Псков, и там сдали их в баталионы военных кантонистов”. Мера эта, кажется, грозила быть не единовременною, а постоянно действующею; так можно полагать по тому, что “облавы” не прекращались, и 2 января 1850 г. вновь были взяты какие-то одиннадцать “карманщиков”, но только этих князь Суворов не послал в кантонисты, а велел отослать их к духовному начальству, для присоединения к православию, и епископ Платон поручил совершить это присоединение священнику Благовещенской церкви Светлову. Отчего этих мальчишек постигла иная участь, а не та, которая выпала на долю первой партии? — неизвестно.

Священник Светлов убеждал в истинах православия и необыкновенно скоро и бесповоротно. В первых числах января, как мы сказали, было только сделано распоряжение отослать к нему взятых одиннадцать карманщиков, а 23 того же января преосвященный епископ Платон прислал уже князю Суворову нижеследующий письменный акт их присоединения. Акт этот имеет вид расписки, а содержание его следующее:

“Мы нижеподписавшиеся рижских умерших мещан дети: Иосиф Иванов (четырнадцати лет), Василий Васильев (восьми лет), Назар Семенов (двенадцати лет), Леон Семенов (девяти лет), Татьяна Федорова (десяти лет), Екатерина Филатова (восьми лет) и Федосья (восьми лет) сим изъявляем решительное наше намерение из раскола присоединиться к православию кафолическия восточныя церкви и обещаемся быть в послушании ея всегда неизменно. Января 16 дня 1850 года. К сему показанию, вместо неграмотных вышеозначенных детей, росписался мещанин Михаил Яковлев”. Строкою ниже этого находится следующая приписка: “Кроме означенных в показании сирот, 17 января еще присоединен младенец Иоанн двух с половиною лет. Подписали: квартальный надзиратель Станкевич 2-й, свидетель орловский мещанин Федор Тиханов Дмитриев. Показание отбирали рижские благовещенския церкви: священник Сергей Светлов, дьякон Нил Назаревский и дьячок Иван Кедров”.