Александр Мелихов - Каленый клин

Любая страна стоит на детской доверчивости к непроверенному, почти во всем неверному, крайне неотчетливому и все же дорогому. А из реального и отчетливого можно любить лишь физически приятное.

Поэтому в относительной сохранности объединяющих русских фантомов заинтересованы все народы России.

Осознание того факта, что национальная вражда главным образом порождена страхом за любимые иллюзии, разумеется, еще не дает окончательного решения еврейского вопроса – соперничество народов может быть устранено из жизни лишь вместе с самими народами, – вернее, со всеми, кроме какого-то одного: жизнь, из которой убраны все конфликты и сомнения, – глубинная греза всех протофашистских утопий. Но знание опасных зон позволяет тем, кто считает себя взрослыми, не затрагивать их без серьезной необходимости. Ни финансовые, ни научные, ни культурные, ни даже административные успехи евреев не навлекут на них по-настоящему опасной ненависти, пока русские не ощутят опасности для своих национальных фантомов.

Кажется, в Америке именно так и устроилось, – если судить хотя бы по массовому кинематографу, в котором по крайней мере не бросается в глаза ничего обидного для достоинства англосаксонского большин ства, – а хозяева грез – хозяева мира. Да и в частной жизни воспитанные люди, отнюдь не уклоняясь от реальной конкуренции, давно научились не затрагивать чужих иллюзий. Каждый-то, конечно, про себя знает, что именно его Дульсинея на самом деле прекраснейшая дама под луной, но все-таки не тычет и другому: твоя дама скотница, скотница, скотница…

Правда, на подобную рассудительность способны лишь взрослые люди, а народы – вечные дети. И когда разные мудрецы предлагают им гордиться не всякой полувыдуманной бесполезностью, а, например, объемом и качеством национальной продукции, – это походит на то, как если бы мальчишку учили гордиться не опасными подвигами и враками, а отличными успехами и примерным поведением.

Обнадеживает только то, что в лидеры народов как правило выходят все-таки взрослые дяди.

Если не дразнить мальчишек.

Поэтому лучше всего почаще демонстрировать им, что они могут быть совершенно спокойны за свое достоинство, в чем бы оно ни заключалось, и что пока они воистину дорожат своим национальным целым, им не страшны ни татарщина, ни неметчина, ни евр… Нет, слово

“европейщина” имеет другой оттенок, лучше сказать -

“общечеловечина”. Тем более, даже национальные параноики согласятся, что уж физическую-то опасность для русских с незапамятных времен всегда представляли только русские.

*

*

О любых проявлениях еврейской солидарности Солженицын на протяжении всех своих “Двухсот лет вместе” высказывается с подчеркнутым уважением – с одной, кажется, на всю книгу оговоркой (с.34-35): “В какие-то периоды, вот в польско-русский с XVI в. и даже до середины

XIX, это единство достигалось давящими методами кагалов, и уж не знаешь, надо ли эти методы уважать за то одно, что они вытекали из религиозной традиции”. (“Во всяком случае нам, русским, – даже малую долю такого изоляционизма ставят в отвратительную вину”.)

Но в конце XIX века еврейская внутренняя изоляция была прорвана – новые поколения не жалели сил, чтобы добиться социального успеха в российском обществе – однако не ценой крещения. “Казалось бы, почему масса еврейской молодежи, не соблюдавшая никаких обрядов, не знавшая часто даже родного языка, – почему эта масса, хотя бы для внешности, не принимала православия, которое настежь открывало двери всех высших учебных заведений и сулило все земные блага?” – цитирует

Солженицын мемуары Я. Тейтеля (с.453), подчеркивающие главный признак национальной солидарности – бескорыстие, готовность на жертвы во имя мнимости, во имя того, что никому конкретно не приносит никакой выгоды.

Тем не менее, пророку российского сионизма Вл.Жаботинскому этого казалось недостаточно: “Многие из нас, детей еврейского интеллигентского круга, безумно и унизительно влюблены в русскую культуру… унизительной любовью свинопаса к царевне” (с.455), “Наша главная болезнь – самопрезрение, наша главная нужда – развить самоуважение… Наука о еврействе должна стать для нас центром науки…

Еврейская культура стала для нас прибежищем единственного спасения”

(с.457).

“И это – очень можно понять и разделить. (Нам, русским, – особенно сегодня, в конце XX века)” – это уже комментарий Солженицына.