Леонид Жуховицкий - Ни дня без мысли

Кому-то покажется, что я смотрю на вещи слишком романтически — так ли важно для сильных мира, что скажет в каком-нибудь интервью даже очень заслуженный старикан. Что ж, можно и так смотреть на вещи. Но даже циничный Сталин не любил лишние неприятности — массовые репрессии против творческой интеллигенции он начал лишь после смерти Горького. Крупная личность много значит в истории…

Мальчик из страшной сказки, чтобы когда-нибудь вернуться домой, украдкой метил дорогу, по которой его тащил в мешке людоед, белыми камешками. Умный был мальчишка, всем нам пример. Особенно литераторам: ведь всякий новый замысел, пока не влез в него с головой — дичь и глушь, сплошное бездорожье. Вот и я, чтобы не заблудиться в будущих книгах, стараюсь загодя запастись белыми камешками.

Настроения наши приходят и уходят, а дела остаются. Есенин работал до последнего дня своей жизни. Миллионы людей, как и он, в тот год мучились от одиночества, тоски и полной безвыходности. Море горечи заросло осокой — но до сих пор всем виден есенинский «Черный человек», вершина лирики Двадцатого века.

Оптимист не славит светлое будущее, а строит дом, сажает дерево и растит ребенка. После краха диктатуры в России без всяких разрешений властей построено двадцать миллионов частных домов. Значит, мы оптимисты!

Нас убеждают, что бороться с коррупционерами глупо: ну, поймают на взятке, дадут срок — а он за взятку же и выйдет. Вот я и думаю: может, издать закон, по которому хапуг будут не сажать, а лишать российского гражданства? Пусть ищут на планете место, где рады мздоимцам. Думаю, такой закон россиянам бы понравился. Вот только как мне уговорить наших законодателей?

В человеческих отношениях, как и в прочих сферах жизни — свои выдающиеся специалисты. Есть мастера вдохновлять и мастера успокаивать, гении дружбы и титаны любви. Любимая женщина Булгакова дала литературе больше, чем все его критики, вместе взятые.

Собственная личность под ногами не валяется — до нее копать и копать, бурить и бурить. Каждый из нас не только кузнец, но и бурильщик своей судьбы.

В поисках пути важна не столько точность попадания, сколько глубина.

Одаренность дается природой, но талант вырастает только в труде.

Дурные обстоятельства не гоняются за человеком — он сам ухитряется нейтральные обстоятельства делать дурными.

Во все времена любили не хватких, а добрых, не эгоистичных, а заботливых, не пронырливых, а прямодушных. Каждый получает по душевному труду: сколько отдает людям, столько ему и возвращается. Поэтому — торопись отдать.

В нашей жизни колючек не меньше, чем костей в ерше. Но тысячи больших и малых несправедливостей, перекручиваясь и переплетаясь, странным образом соединяются в справедливую ткань действительности.

Кто-то мудрый сказал, что человечество делится на изобретателей и приобретателей. Изобретателей всегда мало. Но без них и приобретать будет нечего.

Что в жизни лучше: иметь или уметь? Кто к тридцати годам многое умеет, тот потом и имеет достаточно.

Посмотри на людей, добившихся чего-то в жизни: счастья, любви, известности, хотя бы материальных благ. Почти у каждого из них в фундаменте судьбы лежит бетонная плита трудностей.

У взрослого вряд ли спросят, о чем он мечтал в молодости. Спросят — что состоялось?

Гением нельзя стать по маминой указке, потому что мама — не гений.

Будущее человека всегда в тумане по той простой причине, что делается оно вручную самим человеком и слишком зависит от его ума и характера, старательности или лени, доброты или хищности.

Пока гений мучается над великой строкой, халтурщик торопливо стрижет лавры на венок. Удачи обоим!

Справедливость не выпрашивают, за нее борются. И получают ее, как зарплату, по труду, потому что борьба за правду тяжелый труд.

Есть много способов борьбы за справедливость. Но под каждым из них, чтобы ноги у борца не скользили, нужна твердая почва — хорошая работа. Чем квалифицированней человек, тем ему легче служить справедливости. Бездельникам тут, как говорится, не катит.

Жизнь современного мужчины делится на три периода — до брака, в браке и после брака. Как ни печально, у большинства самый муторный — второй.