Фредерик Бегбедер - Я верую – Я тоже нет

Помню, как в деревне и в некоторых маленьких городках гроб от дома до кладбища несли на руках. Позднее стали использовать запряженную лошадью повозку. Траурная процессия двигалась на глазах у всего народа. На дверях дома усопшего вешали черные занавеси в знак траура. Черная повязка на рукаве или черный креп на лацкане говорили о скорби родственников.

В наше время люди нередко умирают не дома, а в больнице. Покойника везут по городу на предельной скорости, чтобы не создавать пробок. Тайное бегство, да и только. Ни занавесей, ни знаков траура – разве что уведомление в газете, в рубрике некрологов. Очевидно, современное общество хочет, чтобы мы забыли о присутствии смерти в нашей жизни, стремится поддержать иллюзию, будто смерти нет.

Бегбедер: А гении маркетинга, как будто споря с судьбой, замаскировали День Всех Святых, узаконив Хеллоуин. Теперь не мы навещаем покойников – они сами являются к нам в гости с тыквой на голове. Вот уж настоящий камуфляж. В роли этакого представителя семейства двудольных, с тыквой вместо башки, тебе не до раздумий; другое дело, когда навещаешь могилы умерших близких.

Ди Фалько: Своего рода нездоровый культ, у которого чисто коммерческие цели.

Бегбедер: Распродажа пластиковых тыкв в «Монопри».

Вспоминаю прогулку по Пятой авеню в Нью-Йорке, где я увидел не одну сотню прохожих с нарисованным на лбу черным крестом. Впечатление сильное! Я недоумевал, что бы это значило, и, поднимаясь навстречу этому людскому потоку, пришел к собору Святого Патрика.

Ди Фалько: В пепельную среду [22] Пепельная среда – первый день Великого поста. священник чертит пеплом крест на лбу верных.

Бегбедер: Во Франции тоже? Никогда не видал.

Ди Фалько: Потому что эти верующие тебе не попадались или они стесняются идти по улице с крестом на лбу! Но в первый день поста они приходят в церковь на мессу, и служба завершается напоминанием, что все мы созданы из праха, пыли и вновь обратимся в прах.

Бегбедер: Это мне нравится больше, чем Хеллоуин. Смерть достойна лучшего, чем просто насмешка.

Ди Фалько: Да, мысль о смерти невыносима, а суть жизни еще и в том, чтобы научить нас идти навстречу неотвратимому концу земного пути. Мы начинаем умирать, едва родившись, едва раздался наш первый крик. Не говоря о физической смерти в финале, надо учесть, что мы для многого умираем в течение жизни: отказываемся от всего ненужного, недолжного или невозможного.

Бегбедер: В результате прогресса медицины больные люди живут дольше, чем в прошлом. Итак, продление жизни оставляет нас на более долгий срок наедине со смертью. Отсюда – вездесущий страх, а успокоение обретают в вере в Бога. Она помогает победить смерть, поскольку утверждает идею продолжения жизни после земного конца. Если понятие Бога родилось из страха смерти, тогда для меня Бог – это литература. Сервантес, Шатобриан, Хемингуэй одолели время и навсегда остались живыми. Они победили смерть. Диалог с этими бессмертными творцами продолжается, хотя они отсутствуют. Бог и литература обещают нам одно и то же: жизнь после смерти. Именно потребность войти в будущее заставляет верить или писать. Все верующие – несостоявшиеся писатели. Все писатели – неудовлетворенные верующие.

Почему я пишу? Почему меня влечет литература, выступаю ли я в роли критика, издателя или автора? Почему мои дни целиком посвящены книге? Вероятно, потому, что мой собственный Бог, который избавляет меня от страха смерти, – это литература. Им может быть и искусство. Так человек достигает бессмертия.

В конце концов, писание – акт веры, и, погружаясь в книгу, читатель немного приобщается к религии. Тут все сходится, и, возможно, я пишу из страха смерти.

Ди Фалько: Ты боишься смерти?

Бегбедер: Она вызывает у меня физический ужас. Это довольно логично, ведь я верю: потом ничего нет. У нас, нечестивцев, идет обратный отсчет жизни. Наверное, я боюсь больше, чем тот, кто верит, что попадет в цветущий мир, населенный сексапильными ангелами.

Ди Фалько: Вера – не лекарство от страха!

Бегбедер: Ты прав. Я с удивлением отмечаю, что даже очень верующие люди перед смертью все же неспокойны. И уж совсем невесела перспектива тотального конца, включая смерть тела, пожираемого червями, пока не останется один скелет.

Ди Фалько: По словам Уэльбека, он не хочет быть кремированным, чтобы иметь возможность пройти через все стадии.