Фредерик Бегбедер - Я верую – Я тоже нет

Бегбедер: Я не прерывал тебя, потому что, мне думается, ты прав, напоминая о том, что священник тоже человек. Он испытывает сомнения, страдания, возмущение и должен сказать, что он – такой же, как все. Это значит, что Церкви предстоит еще немало продвинуться в этом отношении. В наши дни для многих, и для меня в том числе, католический священник – что-то вроде НЛО, ведь от него требуют невозможного, и в частности – жить совсем не так, как живут другие. Как он может быть счастливым при всех ограничениях, запретах?

Ди Фалько: Я говорил: ему знакомы мгновения счастья. Мне хотелось бы привести в пример то состояние, когда священник глубоко переживает свою связь с Богом, пребывание в лоне Божием, в полном единении с Ним. Когда такое происходит со мной (а это бывает нередко), в эти глубокие моменты счастья я почти физически ощущаю связь с Богом. Меня наполняет своего рода блаженство, в этот миг я чувствую себя счастливым. Да, когда я в полном единстве с Богом, я счастлив.

Понимаешь, что я испытываю в такие минуты? Состояние блаженства, которое кое-кто пытается обрести с помощью особых средств.

Бегбедер: Намекаешь на тех, кто готов с этой целью подсесть на кокс или воспользоваться бульбулятором? [21] Бульбулятор – приспособление (род кальяна) для курения наркотиков. Тем не менее, если б, как ты выражаешься, «особые средства» не действовали, не оказывали эффекта на потребителя, не было бы ни дилеров, ни мафии счастья.

Ди Фалько: С моей точки зрения, речь идет скорее о наслаждении и бегстве от реальности.

Бегбедер: Так и есть. Можно говорить о бегстве. Наверное, в этом разница.

Ди Фалько: Возвращаюсь к моему вопросу: приходилось тебе испытывать такие мгновения счастья?

Бегбедер: В свою очередь повторюсь. Когда родилась дочка, в то мгновение меня коснулось счастье. Сначала мне протянули сверток, что-то шуршащее, синее и довольно липкое. А потом это что-то открыло глаза и… никогда у меня не было таких необыкновенных ощущений! Знаешь, что я ей сказал? «Добро пожаловать». Она смотрела на меня, и мне ее вручили. Произнесу банальность, в которую, однако, верю: кто не пережил этого, тому не понять.

Занимаясь любовью с кем-то, кого мы любим, кто любит нас, мы тоже прикасаемся к счастью. Опять-таки ты не знаешь, что упускаешь… Конечно, это источник удовольствия, но и нечто гораздо большее. Нечто вечное. Я помню каждый из моих лучших оргазмов. Могу точно указать дату и место десяти моих высших достижений, да-да! Наркотики, алкоголь после этого – лишь мимолетные радости. Да и слово «радость» тут – преувеличение. Пожалуй, это способ отвлечься, сбежать, забыть тревогу.

Ну и что, спросишь ты: одурманившись на славу и удачно с кем-то переспав, становишься счастливым? Как сказал Бодрийяр: «Что делать после оргии?» Апокалиптический гедонизм Запада, это бегство вперед, к роскоши, комфорту, потреблению, доходит до стадии, когда наступает отвращение. Пусть у тебя хоть три спортивных машины, и ты спишь с моделью, и вхож в «VIP Room» и тому подобные модные заведения – счастливым от этого не будешь. Стало быть, чего-то не хватает. Может, как раз в этом заключается последний шанс для Церкви. Вероятно, последний шанс Бога – разочарование, к которому мы, кажется, близки, в частности, когда замечаем урон, нанесенный окружающей среде, природе, потепление на планете, разрушение всего, что любим. Возможно, в какой-то момент человек осознает происходящее, что приведет нас, допустим, не к Богу, но к новой иерархии приоритетов. В чем смысл нашего присутствия здесь? Я стараюсь быть оптимистом, двигаясь в том же направлении, что и ты. Например, я имею в виду романы Венсана Равалека «Венди 1» и «Венди 2», где речь идет о колдовстве, шаманстве, но также о Боге, «Театр операций» Мориса Г. Дантека, где много говорится о его обращении в католичество. Я думаю о романах Уэльбека, проникнутых сожалением об отсутствии абсолюта. Визит в таиландский публичный дом не возвысит тебя в собственных глазах. Все эти романы, как и произведения Камю, Сартра и других, рассказывают истории людей потерянных. Такова характерная черта литературы XX века, описывающей блуждания человека без Бога.

Бегбедер: Наше общество одержимо идеей смерти, и это логично.

Ди Фалько: Однако сегодня делается все, чтобы спрятать смерть, забыть ее, скрыть от людских глаз. Не хочется брюзжать (мол, «то ли дело наше время!»), но полезно все же напомнить, как выглядел обряд похорон, поколениям, которые уже этого не застали.