— Значит не услышал, или не захотел говорить, — решил про себя Холмс, не отрывая взгляда от спины Саи Бабы.
А тот вдруг замедлил шаг, затем остановился и, медленно развернувшись, двинулся в обратную сторону. Остановился перед Холмсом, посмотрел и коротко спросил.
— Are you English? (Вы англичанин?)
— Yes (Да), — кивнул Холмс.
— Hоw much [49]? (Сколько вас?)
— Two (двое).
— Go (Иди), — махнул рукой Саи Баба и двинулся дальше, продолжая свой обход.
Холмс с Пракашем встали и, аккуратно перешагнув дорожку (наступать на неё жестом запретил савадал), направились к подиуму, где уже сидели две женщины в ожидании аудиенции. Холмс, прежде чем сесть, какое-то время поискал глазами Гришу, но тот уже тихо выбирался из привилегированной толпы на подиуме.
— Значит и здесь есть своя иерархия, — отметил про себя Холмс.
Подошёл Гриша и присел рядом.
— Мистер Холмс, у вас всё получилось, как в прошлом году у русских. Тогда Свами тоже не сразу их пригласил. Посмотрим, что будет дальше.
Церемония обхода завершилась, и Саи Баба пригласил ожидавших его за массивные дубовые двери, услужливо раскрытые перед ним савадалами. Помещение, в которое они вошли, было небольшое. В углу стояло тяжёлое кресло, обитое красным бархатом, напоминающее трон, слева от него — проход в другое помещение, закрытый тяжелой занавесью. Саи Баба достал белую салфетку из небольшого секретера, отёр пот с лица и сел в кресло. Женщины расположились справа, мужчины — слева от кресла на полу. Разговор сначала пошёл с женщинами. Это была обычная беседа о женской доле в жизни западного обывателя, её горестях и радостях. Каждой из присутствующих Саи Баба уделил несколько минут, расспросил о домашних делах и, как отец, дал напутствие по поводу того, чего делать не следует, чтобы жизнь протекала в покое и радости. При этом он иногда их журил, как сельский пастырь за неблаговидное поведение. Всё это напоминало католическую исповедь, но без внешних атрибутов, связанных с «церковными таинствами» этого ритуала. В конце беседы Саи Баба словно ушёл в себя. Холмс напряг всё своё внимание, почувствовав нечто необычное происходящее в комнате. Словами это трудно выразить, но «это необычное» буквально витало рядом, хотя ни увидеть, ни услышать «его» было невозможно. Неожиданно Саи Баба сделал широкий жест правой рукой и на ней появились золотая цепочка с изящным кулоном. Он надел её на шею впавшей в экстаз женщины, а глаза его внимательно изучали лицо другой женщины, сидящей рядом. На лице соседки было то, что обычно выражают лица женщин, увидевших недоступное украшение в наряде своей подруги. Саи Баба умел читать и более сложные мысли. У него явно не было намерений взращивать чувство зависти. Поэтому последовал второй жест правой рукой и на ней появилась ещё одна цепочка с драгоценным кулоном, благополучно перекочевавшая на шею ещё не созревшей завистницы. Из разговора Холмс понял, что одна женщина была из Канады, а другая — из Австралии, но разделённые огромным расстоянием, по своим страстям они были близнецами. Искренние слёзы умиления и радости, многочисленные благодарности счастливых обладательниц знаков внимания были приняты, и Саи Баба наконец-то обратился к мужчинам.
— Как тебя зовут? — строго спросил он Гришу.
— Гриша, — нисколько не смутившись ответил с улыбкой юноша.
— Кришна? — ещё строже спросил Саи Баба, а глаза его при этом смеялись.
— Нет, я русский и меня зовут Гриша, — словно продолжая какую-то игру, ответил переводчик.
— А зачем тогда ты здесь, если тут англичане, Кришна? Ты хочешь им переводить меня на русский? Не стоит, русские и без них всё хорошо понимают, — закончил он разговор с Гришей странной фразой и только после этого обратил внимание на Холмса и его спутника.
— Что тебя привело ко мне?
— Я хотел бы понять «пикники», — решил идти напрямую Холмс.
— А-а, пикники, это просто, — как о чём-то давно знакомом проговорил Саи Баба, — ты видел, как это делается, — кивнул он в сторону сидящих слева от него женщин и продолжал, сразу вдруг сделавшись серьёзным. — Даже если бы и захотел, я всё равно не смог бы тебе объяснить, как делаются «пикники». Всё это надо прочувствовать самому. А чем занимаешься ты? — и, не дожидаясь ответа, объяснил всем присутствующим. — Он пытается понять, как делаются «пикники», когда сам их никогда не делал.
По лицам присутствующих можно было определить, что они совершенно не понимают, о чём идёт речь. Но разговор глазами и словами у Саи Бабы шёл на разных уровнях. Этот старый и мудрый человек знал много больше того, что мог рассказать своим посетителям. Холмс понимал, что словами он ему всё равно ничего не расскажет; оставалось внимательно читать то, что пока в каких-то смутных образах шло из глаз Саи Бабы. А глаза его, удивительно молодые и живые, одновременно читали посетителя и рассказывали. Но как трудно читать незнакомые, идущие из глубины веков образы; ещё труднее переводить эти образы на язык общеупотребительной лексики. Холмс вспомнил, что рассказывал ему в Испании Веров о понятиях, как единой системе образов и слов, но здесь и Веров был бессилен.
Читать дальше