Александр Горянин: Традиции свободы и собственности в России

Стремление государства пополнить свое служилое сословие верными людьми и поощрять их верность предоставлением земельного надела, вполне логично. «Предоставлять» можно было по-разному. После присоединения в 1463 году Ярославского княжества к Москве Иван III направил туда дьяка Алексея Полуектова с правом «отписывать» в казну вотчины неслужащих бояр и детей боярских. Но те из них, кто поступали на службу великому князю московскому, сохраняли свое вотчинное землевладение.

Первое упоминание о «поместниках» или «помесчиках» — дворянах, получивших землю «по месту» (службы), встречается в Судебнике 1497 года. На протяжении трех поколений все взрослые и готовые служить лица, не принадлежащие к низшим сословиям, обеспечивались земельными пожалованиями. Поначалу надел «помесчика» действительно не мог быть продан, заложен, а самое главное — против этого и было направлено острие реформы! — не мог быть завещан монастырю. Рост могущества монастырей крайне тревожил монархов, и не только русских. В связи с названными ограничениями такую форму владения и называют условной. Однако поместье переходило по наследству сыну «испомещенного», если тому уже было 15 лет и он не имел препятствий к несению военной службы. При тогдашней многодетности сыновья были практически у всех.

Поместья наследовались и по другим основаниям. Как подчеркивает в своей книге «Власть и собственность в средневековой России» (М., 1985, стр. 93) историк В.Б. Кобрин, «источники свидетельствуют, что поместье было наследственным (если не де-юре, то по крайней мере де-факто) с самого начала» (как ни жаль огорчать Егора Гайдара, уверяющего, что поместья не наследовались).

Пик поместной системы — опричнина (1565-1572), но и тогда поместная система не стала, просто не могла стать, преобладающей в стране. Странно, что Пайпс не упомянул (думаю, по незнанию) про законы Ивана Грозного, направленные как раз на то, чтобы облегчить превращение вотчинных земель в поместные, и, казалось бы, подкрепляющие его (Пайпса) рассуждения. О каких законах речь? Земли для «испомещения» нехватало, и власть пошла на обычные для любой власти хитрости: она попыталась ограничить право завещания вотчины. Ее запретили завещать кому попало, а только прямым или ближайшим боковым родственникам, и только до четвертого колена, «а далее внучат [т.е. правнукам при отсутствии детей и внуков] вотчин не отдавать роду». Вотчинник, не имевший ни детей, ни внуков, ни ближайших боковых родственников (интересно, сколько таких нашлось?), лишался права завещать вотчину жене обычным образом, он мог это сделать только на ее «прожиток».

А может быть, и правильно, что не упомянул. Тщетность подобных крохоборских законов бросается в глаза, их принимают не от хорошей жизни. Уже в семилетие опричнины, одновременно с ростом числа и площади поместий за счет конфискаций земель новгородских и тверских бояр, «обнаруживаются первые признаки упадка поместной системы» (цитата не из какого-то редкого или дискуссионного труда, а из 11-го тома «Советской исторической энциклопедии»12). Ничего удивительного: политическая роль дворянства быстро шла в гору, его старались приручить и задобрить, вследствие чего происходило, не могло не происходить, быстрое юридическое приближение поместья к вотчине.

В своей книге «Государство и эволюция» (она снабжена эпиграфом: «Запад есть Запад, Восток есть Восток», очень тонко) Гайдар, прилежный ученик Пайпса, уверяет, что «земельная собственность в России никогда не воспринималась как вполне легитимная», хотя это опровергается всей русской литературой. О допетровском времени он рассказывает так: «Ростки частной собственности слабы и еле различимы. Вместо приватизации поместий — закрепление условного, поместного землевладения»13.

Это полностью не соответствует действительности. Сразу вслед за Смутным временем вотчинное землевладение возобновляет рост. Утверждение о «слабых» ростках частной собственности выглядит даже забавно на фоне известного случая с патриархом Никоном. В 1656 году патриарх и царь заложили Воскресенский монастырь на реке Истре к западу от Москвы. Замысел состоял в том, чтобы создать уменьшенное подобие Святого Града Иерусалима и Святой Земли Палестины — с холмами Елеон и Фавор, с Иософатовой долиной, ручьем Кедрон, Тивериадским озером, местностями Галилея и Вифания. Именно с Вифанией вышла незадача. Авторитет царя и церкви позволили относительно легко решить вопросы выкупа почти всех необходимых земель. А вот «Вифанию» патриарх был вынужден расположить в менее удобном месте — заупрямился землевладелец Роман Боборыкин. Причем этим дело не кончилось: в 1660 году, едва положение патриарха пошатнулось, Боборыкин вчинил жалобу, что патриарх таки отхватил клин его земли. Тяжба тянулась до 1663 года, о ней узнал царь. Он дважды просил, чтобы Никон «сделался» (заключил сделку примирения) с Боборыкиным, но строптивый Никон отвечал отказом. Если бы в тогдашней России действительно царили нравы, описанные Пайпсом и Гайдаром, то Никон (вплоть до 1667 года — формально второе лицо в государстве) прихлопнул бы соперника как комара. Однако дело кончилось в пользу Боборыкина: спорная земля была отмежевана судом по его «сказке» (показаниям).