Александр Горянин: Традиции свободы и собственности в России

Данный текст — не рецензия на Пайпса, а возражение на тезис (неважно даже, чей), гласящий, что России чуждо понятие собственности и свободы. От Пайпса же не уйти потому что современные российские адепты этого экзотического тезиса особенно обильно черпают его именно у данного автора. Для начала сосредоточимся на собственности, а затем перейдем к законоправию и личным свободам.

Вопрос же о том, можно ли вообще считать профессора Пайпса ученым, обсуждать, так и быть, не станем, хотя его недавняя статья «Бегство от свободы» (Richard Pipes. «Flight from Freedom: What Russians Think and Want», Foreign Affairs, May-June 2004) соблазняет поднять этот вопрос. Обратившись, на свою беду, к современности, Р. Пайпс делает несколько удивительных заявлений. Например: «Всего 3,9 млн российских граждан владеют собственностью, достойной какой-либо заботы». Сегодня в России, по Пайпсу, происходит скачок назад — «к обществу разрозненных, но в целом самостоятельных деревень, существовавших в эпоху Московского царства». Толково, ничего не скажешь. А вот еще замечательный пассаж: «До 1861 года подавляющее большинство жителей России были крепостными». Достаточно хорошо известно, что этот показатель составлял около 28% (22,5 млн освобожденных от крепостной зависимости на 80-миллионное население страны), незнание подобных фактов для профессионального историка — вещь, мягко говоря, авангардная. Сергей Земляной, автор «Русского журнала», имел некоторые основания озаглавить свою заметку о Пайпсе «Невежество как демоническая сила». Столь же выразительно («Памперсы для Пайпса») назвал свою статью в «Новой политике» публицист Алексей Кива, очарованный утверждением маститого русиста о том, что треть россиян, проживающих в сельской местности и маленьких городках, «не знает о том, что советского режима больше не существует» (причем это у Пайпса не метафора, как может кто-то подумать, а прямое утверждение).

Нет, не будем заходить так далеко11, тем более, что для заметок с подобными заголовками мировая русистика предлагает нам куда более яркие мишени. На фоне какого-нибудь Стефана Куртуа профессор Пайпс — просто Геродот. Отнесем статью «Бегство от свободы» на счет почтенного возраста ее автора, разменявшего уже девятый десяток, и всерьез обсудим предпринятую им 30 лет назад попытку ревизии российского исторического пути в той ее части, где речь идет о полноценной и условной собственности, бедности и богатстве, свободе и несвободе.

Полноценная или условная?

Нестыковки гипотезы Пайпса с установленными фактами начинаются с первых веков русской истории. Уже тогда земельным собственником можно было стать через покупку, дарение, мену, наследование, а также явочным порядком на незанятых землях (трудовое и заимочное приобретение права собственности).

Почему Древнерусское государство распалось на отдельные самостоятельные княжества? Как раз потому что сложилось крупное боярское землевладение, по богатству часто не уступающее великокняжескому. Богатое боярство стало главной политической силой процессов распада.

Именно во времена Киевской Руси сформировался такой тип землевладения, как вотчина, она же отчина — т.е. отцовская собственность. Гарантии владельцам вотчин в том, что их древние права на земельную собственность неприкосновенны, специально подтвердил княжеский съезд в Любече в 1097 году. Вотчины просуществовали в общей сложности не менее девяти веков. Вотчинные земли закладывались, перезакладывались, дробились между многочисленными наследниками, продавались, дарились монастырям для посмертного поминания. Были широко распространены «купленные вотчины». С «условными владениями» такого быть не могло.

В княжествах, присоединенных к Московскому, многие крупные землевладельцы были лишены своих вотчин, но не потому, что владели своими вотчинами «условно». Они пострадали как противники московских великих князей. То же самое было обычным делом в Европе — история европейских земельных конфискаций и реквизиций составила бы тома. В одной лишь Ирландии при Кромвеле, да и позже, конфисковывались земли всех, кто косо посмотрел на англичанина. Впрочем, после опричнины конфискации и в России — достаточная редкость.

Условное поместное землевладение появились на седьмом веке русской государственности, после чего просуществовало два с небольшим века, теряя свою «условность» буквально с самого начала. Условное землевладение — не более чем частный случай на фоне более чем тысячелетней традиции собственности в России.