Александр Амфитеатров - Женское нестроение

Проститутка по природной развращенности, по лѣни и неохотѣ къ честному труду, — очень рѣдкое явленіе, по крайней мѣрѣ, въ Россіи. Русская падшая дѣвушка, въ девяти случаяхъ изъ десяти, становится продажною исключительно потому, что честный трудъ ее не кормитъ или кормитъ при слишкомъ ужъ тяжкихъ условіяхъ. Изъ этого правила я не исключаю и тѣхъ, которыя были вовлечены въ развратъ обманомъ, такъ какъ для нихъ честный трудъ, плохо кормящій и непорочныхъ, дѣлается особенно скуднымъ и даже почти недоступнымъ по этическому лицемѣрію общества; мы — мастера губить дѣвушекъ, но еще большіе мастера возмущаться потомъ ихъ паденіемъ. Одинъ изъ самыхъ блестящихъ и трагикомическихъ обмановъ нашего мужского лицемѣрія состоитъ въ томъ, что мы даже каторжныя формы женскаго труда, существующія въ современной цивилизаціи, опредѣлили женщинѣ не просто, a какъ бы въ награду за ея добродѣтельное поведеніе. Ты добродѣтельна, — ну, вотъ тебѣ за это высокая честь: каторга труда кухарки, горничной, «бонны за все», гувернантки при семи ребятахъ, телефонной барышни, телеграфистки съ суточными дежурствами. Наслаждайся своею добродѣтелью и своимъ трудомъ. Ты пала, — кончено: мы не позволимъ тебѣ быть ни «бонною за все», ни гувернанткою при семи дѣтяхъ, ни телефонною барышнею ни телеграфисткою съ суточнымъ дежурствомъ. Всѣ эти блаженства для цѣломудренныхъ; ты же ступай, куда знаешь, — пожалуй, хоть и въ проститутки.

Земледѣльческій періодъ русской цивилизаціи быстро идетъ къ концу. Городъ беретъ верхъ надъ деревнею, городской теленокъ все громче похваляется, что онъ умнѣе деревенскаго быка, люди скорѣе согласны босячить, но на асфальтовой мостовой и подъ электрическими фонарями, чѣмъ сидѣть въ лѣсу и молиться пню, даже при изобиліи. При отсутствіи же изобилія, слишкомъ ярко характерномъ для послѣднихъ лѣтъ нашего отечества, переселеніе деревни въ городъ особенно мощно и многолюдно. Городской трудъ великъ и многообразенъ, но и въ его области «цѣнъ на бабу нѣтъ».

Помню я: въ одномъ интеллигентномъ семействѣ большого южнаго города, очень порядочномъ, зашла рѣчь о развращенности современной прислуги, — тема, излюбленная хозяйками всѣхъ вѣковъ и народовъ. Въ данномъ случаѣ, хозяйка дома была особенно пылко заинтересована: ей везло такое несчастіе, что въ теченіе года y нея «сманули» послѣдовательно двухъ молодыхъ горничныхъ. Теперь служила трегья, дѣвица юная, некрасивая, неумѣлая, взятая именно за то, что она прямо изъ деревни и не испорчена городскими мѣрами.

— Помоему, — возразилъ отецъ семейства, человѣкъ свободно благомыслящій, — помоему, вся эта пресловутая развращенность — дамская фантазія. И удивляться надо не тому, что извѣстный процентъ Машекъ и Ленокъ уходитъ отъ насъ, обывателей, изъ прислуги въ погибшія, но милыя созданія, но тому, какъ процентъ этотъ еще вдесятеро не выше.

— Почему это? — взволновалась хозяйка.

— Потому что возьмемъ хотя бы эту Дуню, которая теперь намъ служитъ. Мы считаемся добрыми, хорошими господами, прислуга нась любитъ. Однако, при всей вашей добротѣ и прекраснодушіи, вотъ дневная работа Дуни. Встала она въ шестомъ часу утра, растопила четыре печи, вымела и вытерла тряпкою полъ въ семи комнатахъ, облазила со щеткою углы, зеркала, картины, мебель (мы любимъ чистоту), подала на столъ и убрала со стола самовары для трехъ чаевъ со всѣмъ подобающимъ сервизомъ, накрыла завтракъ и обѣдъ на семь человѣкъ и служила имъ, перечистила платье и обувь для семи человѣкъ, гладила на кухнѣ для барыни, разъ двѣнадцать выпустила и впустила на подъѣздъ своихъ и чужихъ, разъ шесть, семъ бѣгала по-нашимъ порученіямъ въ лавку, трижды чистила «невѣжество» за котами Марьи Сергѣевны, привела въ порядокъ семь постелей на ночь… Сейчасъ уже двѣнадцать часовъ ночи, y насъ всегда сидятъ до двухъ и больше, a она не спитъ, и завтра ей вставать опять въ половинѣ шестого. Комнаты y нея нѣту, и постель ея стоитъ за шкапомъ въ коридорѣ, ѣстъ она на ходу. При этомъ отъ нея требуются опрятность, быстрота, ловкость, сообразительность, чистоплотность, преданность и желаніе соблюдать господскіе интересы паче собственныхъ. И все это цѣнится въ десять рублей серебра мѣсячнаго жалованья, то есть въ 33 копейки за день, — при чемъ всѣ пріятельницы увѣряютъ Марью Сергѣевну, что прислуга насъ просто грабитъ. И, дѣйствительно, вы можете имѣть въ нашемъ городѣ прислугу и на пять, на шесть рублей, a въ недородный годъ шли за три. Если, при многочисленности своихъ занятій, Дуня въ чемъ-нибудь не довернется, вы, все за тѣ же 33 копейки въ день, имѣете право обругать ее негодницею, лѣнтяйкою, дармоѣдкою, а, въ случаѣ упорства или непослушавія, тѣмъ болѣе дерзости, можете бросить ей паспортъ и выгнать ее на улицу. Повторяю: мы слывемъ добрыми, хорошими господами. И я не сомнѣваюсь, что личныя симпатіи къ намъ значительно задержали и Машу, и Леву въ стремленіи катиться по наклонной плоскости. Отъ другихъ онѣ бѣжали бы на содержаніе мѣсяцемъ, двумя раньше. Но вполнѣ парализовать наклонной плоскости мы, конечно, не могли.