Среди соседей была немолодая бездетная пара. Помню их фамилию — Фомины. Сергей Александрович был отставной летчик. Он очень много возился со мной, учил отличать бомбардировщик от истребителя и заставлял по утрам обливаться холодной водой и обтираться мохнатым полотенцем. Он был весельчак и анекдотчик. Елена Илларионовна была просто очень хорошим человеком, умевшим к тому же изготавливать столь волшебных свойств «наполеон», что вкус его я помню до сих пор.
С этим семейством у моей бабушки установился особый душевный контакт. Она любила их почти так же, как свою многочисленную «мишпуху». Она делилась с Еленой
Илларионовной заветным рецептом форшмака. А ведь и не каждому еврею бабушка поведала бы эту тайну.
И многие годы ее мучило сомнение: нет, не может быть, чтобы такие прекрасные люди были русскими. Поэтому время от времени она осторожно расспрашивала то его, то ее на предмет тайны их истинного происхождения. «Берта Борисовна, — смеялась всякий раз Елена Илларионовна, — ну честное слово, я не еврейка. Я бы не стала скрывать, я ведь ничего в этом дурного не вижу. Есть повсюду хорошие и плохие люди, вы согласны?» Бабушка вроде бы соглашалась, она говорила «Ну конечно», но при этом многозначительно вздыхала, что означало: «Ну хорошо — не хотите говорить, не надо».
Вторая моя бабушка во время эвакуации попала в небольшое село в Западной Сибири. Там она сняла угол в избе простой, работящей, но очень бедной семьи. Приняли ее вполне сердечно и вскорости стали воспринимать ее — легкую, отзывчивую и хозяйственную — как члена семьи. По вечерам семейство усаживалось за бедный, но вкусный ужин. Хозяева принимали по паре стаканчиков самогона, и начинался неторопливый разговор. Про войну, про хозяйство, про «паразитов-партейных», про колхоз, будь он неладен. Бабушку не опасались, считали своей.
Рано или поздно разговор сворачивал в сторону евреев, каковых в этом селе сроду никто не видел. «Евреями» в этих разговорах были некие мифические существа, наделенные полным набором инфернальных свойств. Этот самый «еврей» запросто мог, на манер лешего, навсегда утащить тебя в лес, а мог, как русалка, и защекотать тебя до смерти. На многое был способен еврей. Не убережешься — беда.
Однажды бабушка, в основном молчавшая, решилась встрять в разговор. Она сказала: «Нюра, вот вы тут все говорите про евреев. А ведь я, между прочим, тоже еврейка». Судя по всему, лучшей шутки хозяева прежде не слышали никогда, поэтому от дружного хохота долго не могли произнести ни слова, а только безвольно махали руками. Первой отсмеялась Нюра и, вытирая слезы, сказала: «Ой, не могу! Сама себя еврейкой назвала. Мосевна, ты что ж такое говоришь! Ты ж хороша баба, хоть и городска! Кака ж ты еврейка-то! Ну насмешила! Я прям чуть не обоссалася!»
Преступления и столкновения на почве межэтнической неприязни, имеющие место в больших и малых городах страны, стали, увы, вполне рутинным фоном нашего социального существования. К этому, что ужаснее всего, начинают привыкать.
Начинают привыкать и к вальяжным телерассуждениям о «своем уставе в чужом монастыре», о том, что приехали, мол, к нам сюда, так извольте уважать местные традиции и обычаи.
Вроде бы ничего такого уж особо криминального в такой риторике нет.
Ничего криминального в этом нет, если принять за аксиому тот факт, что страна живет вовсе не по конституционным установлениям и не в соответствии с уголовно-процессуальным правом, равно обязательным для всех, а именно что по обычаям да традициям, по пословицам да поговоркам, по былинам да частушкам, по шуткам да прибауткам.
Именно так живут некоторые племена бассейна Амазонки или Конго. Кстати, подобные им общества раньше назывались «дикарскими», в наши же политкорректные времена они именуются «традиционными».
Так живут некоторые сообщества, например, криминальные, где «обычаи и традиции» принято называть «понятиями». Так живет мафия. Так жили в русских деревнях, в сибирских чумах, в казачьих станицах, в староверских скитах, в еврейских местечках, в горных аулах, в цыганских таборах.
Но так не жили и не могли жить большие города Старого и Нового Света, во все времена служившие плавильными котлами для множества разнородных традиций и обычаев — этнических, сословных, профессиональных, конфессиональных — любых. При хорошо настроенной общественной регуляции большой город-полифония культур и традиций. При плохо настроенной — какофония.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу