Газета Завтра: Газета Завтра 269 (4 1999)

Но такого много можно посмотреть ночью по телевизору, зачем в театр ходить? Днем по всем каналам то и дело натыкаешься на раскрутку ленкомовской “Мистификации”, а ночью — смотри себе “фантазии” в уже добротно смонтированных декорациях “Плейбоя”. Но это опять-таки — для натуралов.

А для избранного, ограниченного и очень ограниченного меньшинства предлагаются “имитационные модули “итальяно карнавало”, принципиальная схема для домашнего изготовления которых приводится в программке, что тоже — юмор такой у них. Вся эта “итальянская” хреновина призвана дать зрителю образ некой пустышки, пустопорожней и бессмысленной предприимчивости, описанной Гоголем в поэме. Как будто бы Николай Васильевич нуждается в иллюстративных подпорках для страдающих отсутствием всякого воображения.

То ли Захаров и Садур считают себя умнее зрителя, то ли Гоголя, то ли претендуют на “новые формы”. Распятие М. Захаровым Чичикова на чертовом колесе — настолько само по себе банально, что еще примерно полвека назад выдающийся артист МХАТ В. О. Топорков в своих воспоминания уже как беспримерный архаизм отмечает “символику деталей” Андрея Белого, который сложил колесо брички из разговора трех мужиков в начале поэмы с фамилией одного из мужиков Коробочки — Ивана Колесо, и добавив испорченное колесо брички, на которой Чичиков бежит из губернского города, обнаружив, что Гоголь — “непонятный”:

“В те не столь далекие времена (1927-1938) многие из наших театров еще находились в плену махровых формалистических тенденций, — пишет Топорков в главе “Мертвые души”, посвященной репетициям со Станиславским. — Существовал как бы некий режиссерский дебош. Тут было много и искренних увлечений сбитых с толку талантливых режиссеров, особенно среди молодежи, и наивная подражательность посредственностей, дилетантов, и ловкость любителей авантюры, не забывающих преимуществ мутной водицы. Стройные, монументальные произведения наших великих драматургов-классиков разрезались на мелкие кусочки-эпизоды, и из них строились “произведения”, напоминающие лоскутные нянькины одеяла. Характеры действующих лиц искажались до неузнаваемости, вопреки здравому смыслу характеристик, данных автором, персонажи нередко забирались на трапеции и ходили по канату и т. д. и т. п. Эстетская театральная критика, естественно, была на стороне “новаторов”. Настроенная чрезвычайно активно и воинственно, она буквально набрасывалась на все, что имело хоть какую-то долю здравого смысла в театральном искусстве”.

Вот кладбище, на котором откопана “эстетика” “Мистификации”.

Валерий СТОРЧАК

На снимке: автор у входа в Комитет по культуре г. Москвы

Уроженец села Слободчики Усть-Ишимского района Омской области Федя Викулов попал однажды в костерезную мастерскую г. Тобольска. Из желтоватого бивня мамонта мастера резали крохотных оленей, охотников, самих хозяев клыков — лохматых сибирских слонов... Парню дали попробовать — дело пошло, да так хорошо, что работа юного костереза “Пляшущий шаман” заняла призовое место на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Кость — материал твердый, хрупкий, деликатный — не выносит склеек. Все, до самых мелких деталей, вырезается из единого куска бивня. Чтобы не растерять замысла в нужных подробностях, костерез должен выработать в себе способности лаконичного обобщения и высокое чувство дисциплины. Эти качества скульптор пронес через всю свою долгую и непросто прожитую жизнь. Пришло время призыва — и студент второго курса Московского художестенно-промышленного училища им. Калинина попадает сначала в кавалерию, а затем в авиацию.

Утро 22 июня 1941 г. воздушный стрелок-радист Федор Викулов встретил на аэродроме. Известно, что из ста летчиков в живых остался один. Видно, сержанта Викулова хранил Господь. Проведя всю войну в составе боевого экипажа, молодой летчик вернулся домой, хотя и получил инвалидность. Недаром над входом в зал своей выставки, что постоянно открыта в комплексе “Измайлово”, он поместил слова: “Всего этого вы бы не увидели, если бы автор не вернулся с войны”.

Еще до войны у скульптора родилась мечта — создать образы тех людей, которые по кирпичику построили уникальное здание Государства Российского. Но со смертью Сталина патриотическое направление в искусстве стало не ко двору.

Однако упрямый сибиряк Викулов творил главное дело своей жизни, таясь от пронырливых “космополитов” в тесной мастерской.