Леонид Филиппов - От звёзд — к терновому венку

В этом жертвоприношении, в попытке отдать божественной мясорубке жизнь Артура «в оплату» счастья дочери — приговор последнему делу Шухарта. Рэд и сам уже это предчувствует: «…глубоко-глубоко внутри заворочался вдруг беспокойно некий червячок и завертел колючей головкой». Именно приговор — ибо счастье пред очами Всевышнего мыслимо только таким, каким видит его агнец. То есть — даром! И для всех! А ценой жертвы Рэдрику ничто доброе для себя и своих близких купить не удастся. Даже если на донышке его души и вправду есть добро.

«…Если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись!» Вот именно. Счастье ребенка ценой жизни другого ребенка… Не сходится. И Шухарт это понимает, забывая в итоге о том маленьком, личном, с чем шел. И принимая в конечном итоге сказанное агнцем — как свое. Никакой торговли.

Для всех и даром.

Задача: посмотреть на Полдень с «их» точки зрения. На недостижимый сказочный идеал — отсюда, из настоящего. «…Весь этот лукавый обманный мир, где у людей есть все, чего они только могут пожелать, а потому желания их извращены, цели потусторонни и средства уже ничем не напоминают человеческие». И заодно уж — посмотреть на Человека Полудня: «добрые до отвращения глаза великого лукавца».

С точки зрения Теории Воспитания, цель предельно трудная: из вполне готового зверя с пустыми глазами убийцы — вытащить Человека… Есть, правда, в этом молодом звере пятая колонна: высокий интеллект и неординарность личности — он не годится в денщики. Да и как ученик Гаг отнюдь не безнадежен, более того — прошел некую, так сказать, начальную подготовку добром. Весьма своеобразным, со многими оговорками, но — именно добром: недаром же Корней признает в Гепарде задатки великого Учителя. И юный возраст Гага, разумеется, — тоже «за нас».

В более поздних вещах АБС пессимизм станет сильнее попыток найти лобовое решение подобной задачи. Но пока… пока кое-что получается. Правда, для реализации «школьной программы» потребовались воистину фантастические условия: включение в процесс воспитания едва ли не всего мира Полудня… И все же успех — налицо. Да еще за столь короткое время… Позже «просто» успех — даже частичный — даваться не будет. Одно из двух: или длительная многоступенчатая работа (Эксперимент), или же дети и только дети, отделенные от старого мира колючей проволокой. Последнее, впрочем, верно и для Гая с Саракша, и для Гага с Гиганды.

С момента, когда Корней рассказывает Гагу, что война кончилась, герцог бежал, а император расстрелян, начинается та часть повести, в которой содержится, вероятно, последний всплеск оптимизма АБС относительно возможности «положительного влияния» на убежденного сформировавшегося человека. Едва ли не аллюзия на «Как закалялась сталь», только навыворот. Овеществленная здоровая уверенность, что даже фанатика, антиинтеллигента («…безотчетную неприязнь, то брезгливое отвращение, которое он всегда чувствовал к людям увечным, ущербным и вообще бесполезным») МОЖНО сделать человеком — только лишь на том основании, что он sapiens! В полном соответствии с теорией позитивной реморализации. Предложенная и опробованная в «Парне из преисподней» модель воспитания — одна из реплик в старом споре между щенячьей уверенностью Вадима (пять лет — и всё) и горьким пессимизмом Саула (а пятьсот пятьдесят пять не хотите?). И победит в этом споре мудрый Саул. Победит — в том смысле, что АБС в конце концов окончательно примут именно его сторону. Да и как могло быть иначе — два взрослых человека, с их огромным опытом…

Завершение метаморфозы писателя по имени АБС от состояния «сказочник» к состоянию «реалист» — именно здесь, в начале семидесятых.

Есть люди, которые могут выдержать удар судьбы, а есть люди, которые ломаются. Первым рассказывают правду, вторым рассказывают сказки.

Концентрация афоризмов в этой короткой повести настолько велика, и жизненное кредо интеллектуала-скептика, отрицающего любую ВЕРУ и признающего лишь ЗНАНИЕ, выводится из этих афоризмов настолько отчетливо, что добавить нечего. Разве что — одно маленькое наблюдение, для этой книги скорее внешнее. А именно: налицо динамика временных отрезков. От столетнего плана Ивана Жилина — к пятистам пятидесяти пяти годам Савела Репнина и, наконец, вот это: «Можно много, очень много успеть за миллиард лет, если не сдаваться и понимать, понимать и не сдаваться». Что ж, возможно, оптимизм выглядит именно так.