Илана Гомель: Кость в горле (Евреи и еврейство в западной фантастике)

=======================================================================

Илана Гомель.

Кость в горле.

(Евреи и еврейство в западной фантастике)

часть 2

[Я значительно уменьшил число своих примечаний: отчасти из-за лени, отчасти из-за боязни задеть читателей :). Эта часть статьи в основном посвящена Лавкрафту и Кафке и их влиянию на HФ.]

Одним из самых загадочных представителей англоязычной фантазии 30-х годов был Говард Филипс Лавкрафт, умерший в сравнительной безвестности в 1937 году. Его посмертная слава непрерывно росла и достигла апогея в 60-х, когда он стал объектом литературного культа. В отличие от Бэрроуза, который тщился развлечь своего читателя, у Лавкрафта одна цель -- запугать его до смерти. Поэтому слова "страх", "ужас" и их производные встречаются у него в каждой второй строчке. Самые доброжелательные критики, взявшиеся за распутывание этой литературной загадки, разводили руками и признавали, что если что-то и заслуживает эпитета "ужасающий" у Лавкрафта, так это его стиль. И тем не менее его популярность указывает на то, что он задел какую-то чувствительную струнку в душах своих почитателей, из которых далеко не все были литературно безграмотными.

Лавкрафт считал себя наследником Эдгара По и усердно использовал все гробовые атрибуты готики. Тем не менее многие его рассказы ("В горах безумия", "Герберт Вест -- воскреситель") построены по классическим схемам HФ. Лавкрафт -- фрейдист наизнанку: его ужасы не всплывают из глубин подсознания, а выползают из подвалов, морских глубин или пятого измерения, чтобы атаковать цивилизованное человечество. Цивилизацию и культуру Лавкрафт представляет в терминах восемнадцатого века, золотого века разума. Против них ополчился легион чудовищ с запутанной физиологией и непроизносимыми именами.

Чудовищами фантастику не удивишь. Одна из ее сильных сторон заключается в способности создавать странные, причудливые или пугающие существа, заполняя тем самым какую-то очень важную лакуну в человеческом сознании. Американский фантаст Джеймс Шмиц в предисловии к своей книге "Стая чудовищ" пишет о том, как тесно связаны человек и зверь, имея в виду не затравленных обитателей зоопарков, а ту живую смерть, которая подстерегала наших предков в темноте первобытной ночи: "Зверь не забыт, он остался частью нашего наследия... И по мере того, как первоначальные чудовища нашего окружения сходили на нет, человек изучал мифологические ужасы и новых героев, способных с ними сражаться".

Hо в фантастике есть две разновидности чудовищ и соответственно две разновидности героев. Первые всегда сражаются сами с собой: под чешуей или шерстью их противников скрываются их собственные страх, ненависть, жестокость. Вампиры, расплодившиеся в двадцатом веке, олицетворяют то темное переплетение Эроса и Танатоса [11], которое живет в каждом из нас. Толкиеновский Властелин колец -- объективизация бесконтрольной жажды власти. Есть, однако, и другой метод производства чудовищ: зло, не признанное в себе, переносится на другого. Под уродливой маской прячется чужак -- человек иной расы, иной религии, иного народа.

Чудовища Лавкрафта очень ясно принадлежат ко второй категории. Они ужасные, потому что другие, отвратительные, потому что непохожие. Ксенофобия автора граничит с паранойей: не только живые существа, но и архитектурные памятники описываются теми же утомительными эпитетами "страшный" и "чудовищный", если они не укладываются в эстетические каноны Hовой Англии. Hо подлинная навязчивая идея Лавкрафта -- это его страх загрязнения расы, вырождения и бастардизации. Поклонники Лавкрафта любят изображать его эзотерическим писателем, не понятым своей эпохой. Они забывают, что, пока он писал в своем затворничестве, на другом берегу Атлантики сходные страхи переводились на язык официальных указов и постановлений.

Лавкрафт охотно пускается в длинные описания врагов человечества, туманные в отношении анатомических деталей, но с большим упором на грязь, гниль и разложение. Лексическое сходство между ним и главой германского государства, который в своих речах сравнивал евреев с тифозными бациллами и могильными червями, знаменательно. Hо еще более знаметелен тот факт, что от лавкрафтовских чудовищ с зубодробительными именами типа Ктуху и Юггот рождаются гибриды. Через этих гибридов, которые часто -- приверженцы зловещих древних религий, в мир просачиваются упадок и вырождение.

В одном из рассказов ("Призыв Ктулху") бравый шериф арестовывает служителей тайного культа, которые выжидают своего часа, чтобы открыть двери мира таинственным Древним. "Все заключенные оказались людьми очень низкого типа, умственно неполноценными и смешанной крови". "Смешанная кровь", "ублюдок" и "гибрид" -- стандартные выражения Лавкрафта в описаниях получеловеческих сообщников темных космических сил. В рассказе "Данвичский ужас" дочь вырождающейся американской семьи рожает ребенка от какого-то невообразимого создания. Младенец получается смуглый, с козлиным лицом и жестким курчавым волосом. В дальнейшем выясняется, что на месте полового органа у него растет щупальце.