Знать бы, что жизнь так хрупка. Но тогда нам казалось, что жизнь — это вечность. Только осталось поскорее вырасти, чтобы уехать в другой, лучший детский дом. Но детские дома, в большинстве своем, были похожи друг на друга. После проверки из облоно директора сняли, всех свинок отправили на бойню. Я плакал, так как многих свинок знал по именам, сам кормил, катался на них. Позже я уже не плакал даже по погибшим людям — таковы плоды моих "университетов".
После поселка Нового меня отправили в Собинку, маленький городок под Владимиром. Я знал, что долго там не задержусь, ждал дальнейшей "пересылки" и посему ходил гоголем, этаким чужаком. Старшие, как ни странно, меня не трогали, знали, что не их "челюскинец", и "впрягать" во все свои дела не стали — повезло. "Свои" у них крутились на всю катушку. Все завидовали мне, я сам себе завидовал. А зря…
Промаялся я там несколько месяцев, пока решали, куда да чего. В школу я не ходил, тут-то и получил первый пробел в образовании. Но решил, что не виноват, другие виноватые, и ловко потом спекулировал этим. С того момента я всегда учился как придется, а точнее — плохо. Потом, уже позже, учителя всегда относились к нам равнодушно, оценки чаще всего выставлялись под конец четверти или года, и "тройка" была самой хорошей и желанной. Нет, конечно, мы учились, но как-то вяло, не усердствовали, зачем? Кушать так и так дадут, спать есть где. Не выгонят же за плохую учебу.
Как ни странно, это был первый детский дом, где меня ни разу не ударили. И последний…
Суздаль — любимый город
В Суздаль меня привезли поздней осенью, вечером. И я сразу же попал на "пасс-проверку", иначе говоря — на допрос: кто, откуда, зачем, почему? Так всегда встречают в зоне.
Меня приставили к какому-то великовозрастному "паре" — для его обслуживания. Он сразу отправил меня стирать свои носки, я отказался, в результате чего появился лиловый синяк у меня под глазом, по которому мне тут же дали консультацию: если что, я споткнулся и упал… "Падать" я стал часто, как и другие одноклассники.
Детский дом — модель будущей армейской или тюремной жизни. Здесь старшие и сильные отрабатывают на младших и беззащитных технологию подавления личности. Как тут отстаивать достоинство и честь? Как и кто научит?
Наша месть "воспам"
В детском доме практически все "воспы" имели клички — маленькая месть детей. Детдомовцы безошибочно выбирали "кликухи" и между собой называли только так, отклонение от "нормы" жестоко каралось. Мы часто провоцировали воспитателей на поступки, за которыми следовали определенные реакции, выявлялись слабые и сильные стороны характера. Если "воспа" выдержит пресс и поведет себя достойно в той или иной ситуации, значит, все будет в ажуре — нормальное получит прозвище. А на нет — и суда нет, получай, что заслужил. Вот почему желательно, чтобы с детьми-сиротами работали бывшие воспитанники "системного" воспитания. Им легче разобраться во внутренней "политике", в иерархии детского дома. Дети-сироты очень часто используют неискушенных людей в своих интригах и "программах". Причем право дать "кликуху" имели только старшие и уже потом через средних передавали нам как директиву.
Например, директора детского дома называли ГФ, по первым буквам имени и отчества — Галина Федоровна, но потом из-за ее любви к строю, собраниям переименовали в Галифе. У самой крупной воспитательницы была кличка Курица, у самой маленькой и старой — Капа. И так далее. Но был случай, когда за одной воспитательницей не закрепилась ни одна из кличек старших. Это была Людмила Васильевна Касатова, истинно добрый и светлый человек. Она не имела своих детей и, как мы потом узнали, болела раком легких.
Был у нас один парень, Саша Чижков, который по заданию старших выводил ее из себя именно за теплое отношение к нам, младшим. Мы узнали об этом и устроили ему однажды "темную": накрыли одеялом и побили. Потом мне за это крепко досталось — меня провели сквозь строй (как в толстовском рассказе "После бала"). И еще долго издевались надо мной — заставляли стоять ночью на тумбочке на одной ноге с подушкой на вытянутых руках…
Все свое рабочее и свободное время Касатова отдавала нам. Ее любили все. Когда я бываю в Суздале, я к Людмиле Васильевна первой иду на могилу. Светлая ей память. Простите, Людмила Васильевна, за все и всех. Эх, если бы все вернуть да изменить…
Кино
Как-то к нам в детдом приехали киношники с "Мосфильма". Собирались снимать кино о прошлом веке. Мы, практически все, подходили на роли детей бедняков. Режиссер так и говорил. И еще он говорил: "С глазами у детей все нормально, будем снимать".
Читать дальше