Олег Каледин - О чем спор, господа сетевики !

Наверное, так оно и было, и наш герой ответил "ДА". На что завистник сказал, хорошо мы поверим тебе, если ты сможешь обокрасть самого себя и не заметить этого. Конечно, все рассмеялись находчивости и остроумию завистника, не придав этому ни какого значения, и не преуменьшив своего уважения к мастерству и таланту коллеги. А вот он с тех самых пор сошел с ума. И знаете, ему удалось заслужить это высшее звание, когда он в палате для хронических психических больных, впадая в гипнотический транс, шарил по собственным карманам и ничего, потом не помнил. Вот такая грустная история. Но вернемся к левым экстремистам, в их мнении явно сквозит желание устроить один большой Internet - колхоз.

Интересно как это будет выглядеть на деле, ведь тогда всем читателям придется понемножку писать, а писателям читать последнее совсем даже не плохо. Это и будет самый обычный колхоз с кулаками и лентяями. Писать станет не выгодно, и тогда чтобы все же писали, государство будет натравливать тех, кто в принципе писать, не способен вышибать творчество из тех, кто может. И пьяные лентяи в кожанках, будут нагло качать права, крутя у виска писателя - кулака маузером, да что там, уже пытаются. Потом государство для острастки по несколько человек с каждой из сторон, слишком обнаглевших и слишком упрямых, отстреляет в соседнем лесу, руками уже других пьяных лентяев которым подарит по кожанке и маузеру, и не будет этому конца и края. Как все же человек постоянен, даже безжалостный молох истории не изменяет ни его характера, ни повадок и страсти к экстремизму.

Да чума тупых и корявых деспотий просто не может обойтись без бульона из неразумности, эгоизма, экстремизма, ненависти, хронических дрязг и всеобщего непонимания.

В общем, ничего нового сетевые библиотекари в сравнении с "бумажными" коллегами не придумали, а соответственно не преступили никакого писаного закона, и даже напротив создали не бывалый прецедент. Представьте себе ситуацию, вам не хочется, что бы изданная вами книга, что уже оказалась в публичной библиотеке бесплатно "отдавалась" этим жадным и скупым читателям, которые вполне могли бы и заплатить автору, купив ее за счет нового тиража. Вы в решительности приходите в библиотеку и требуете, что бы книгу сняли, на вас смотрят, мягко говоря, с непониманием, потом от отчаяния все-таки быть понятым, вы готовы ее выкупить, но и в этом вам отказывают. А знаете почему, потому что это собственность библиотеки она заплатила за вашу книгу, или ей ее подарили, что так же возможно, самое главное она была единожды куплена. Поясняю именно с момента свершения сделки между продавцом книги и покупателем, когда книга переходит в личную собственность читателя, будь то физическое или юридическое лицо, вы теряете контроль за информационной судьбою своего произведения, сохраняя лишь право на его неизменность (довольно относительное) и на прибыль от его тиражирования, во всем остальном произведение оторвано от вас и живет своей самостоятельной информационной жизнью. И кстати, нет такого вписанного в закон правила, что бумажная книга будет и должна читаться только тем, кто ее купил, она может быть подарена, дана в пользование, отксерокопирована и т.п. и этому уважаемый автор, да хоть бы им был я сам, вы и я помешать не только не сможем, но и не имеем на то права. Одним словом это потребность общества, а его потребности, подобно поезду не уступают дороги нашим персонально личным интересам. Про это нужно помнить и считаться с этим, иначе даже справка на улице "куда пройти" будет нам стоить червонца. Так вот и тут вашим претензиям формально не за что зацепиться.

Посмотрите на М. Мошкова, он в свете только что приведенного мною примера совершенно не нормальный библиотекарь, потому что по вашей просьбе тут же с готовностью снимет ваше творение со своих полок. Его, обычного коллегу после ряда таких уступок просто бы уволили с выговором за разбазаривание библиотечного фонда. Так что же некоторым из авторов еще нужно?! Знаете по старым формальным законам он, конечно же, не прав, и уж если быть принципиальным, то не стоило бы так миндальничать с авторами. Но в этом его принципе, кроме здоровой осторожности и гуманности к чувствам автора, есть очень глубокий и мудрый смысл, и я его разделяю, не знаю, вкладывал он сам его сознательно или нет, ему виднее.

А он таков, если автора больше волнуют его собственные личные интересы, чем социальная судьба его творчества, то простите или этому творчеству грош цена, либо оно асоциально, чем уже и опасно, хоть бы и написано очень красиво: "Не верь словам его, они есть ложь, что прельстят слух твой и разум красотою своею".