— И что, президент тоже с вами бегал купаться? — продолжаю я расспрашивать хозяина кафе. По моим подсчетам, если Абу Фаруку и правда сейчас 85 лет, то Саддам Хусейн младше его на целых 20.
— Да нет. Я в то время уже работал, а он, пока его приятели бегали за девушками, сидел здесь на берегу и книжки читал.
— А президент за девушками не бегал?
— Он был серьезный. Учился, потом политикой стал заниматься…
Абу Фарук прерывается: ему надо идти на молитву. Он строго придерживается всех религиозных предписаний, даже постится не один месяц в году — Рамадан, — а целых три. «Поэтому-то мне уже 85, а ничего не болит. Только ноги иногда, но это из-за того, что меня машина сбила», — убегая в мечеть, объясняет мне Абу Фарук.
Вокруг кафе собираются дети — посмотреть на пришедших иностранцев. Среди бедно одетых детей выделяются мальчик и девочка в нарядной одежде. Оказывается, это внуки Абу Фарука — он уже успел сбегать домой и сказать их матери, чтобы принарядила детей.
— А Саддам когда-нибудь заходил в ваше кафе? — снова поймав за рукав вернувшегося хозяина, спрашиваю я.
— Вот в это? Нет, это новое. Его для меня президент построил. Девять лет назад. А раньше, конечно, приходил, — с благодушной улыбкой отвечает Абу Фарук и спрашивает, что я буду есть.
— Я что любил есть президент? — я вновь перевожу тему разговора на интересующий меня предмет.
— Все самое простое — кебаб, овощи… Да всю обычную пищу, которую любят простые иракцы. Он вообще очень простой человек, скромный! — Абу Фарук распаляется и говорит все громче, быстрее и неразборчивее. — Это все врут, что он любит купаться в роскоши. Это американское вранье! Он обычный человек. И вот что я тебе еще скажу. Знаешь, почему его все любят? Он самый смелый мужчина в мире! Он никого не боится! Вот вы боитесь американцев, все боятся. А он их не боится.
Абу Фарук все больше горячится — он начинает рассказывать, что у него дома лежат ружье и два пистолета, и если американцы на них нападут, то он возьмет все свое оружие и пойдет защищать Саддама.
Новый посетитель отвлекает Абу Фарука. Я замечаю, что взрослые уже отогнали от меня всех детей: глазеть на иностранцев некультурно. Самые смелые прячутся за машинами метрах в двадцати и изредка выглядывают из-за них. Рядом со мной сидят только внуки Абу Фарука — им можно.
— А в этом районе еще, наверное, живут многие приятели Саддама? — спрашиваю я, воспользовавшись тем, что Абу Фарук принес мне ужин.
— Конечно. Обычно они сюда приходят. Но сейчас, наверное, они уже все пошли спать.
— А когда вы последний раз видели президента?
— Несколько лет назад он приезжал сюда. Гулял по родным местам, ходил по берегу. Но кругом была охрана, меня к нему не подпустили, — Абу Фарук продолжает улыбаться и, трепля меня по плечу, радостно сообщает:
— Очень скоро я встречусь с президентом. У меня с ним встреча. И я обязательно ему передам, что ко мне приходили его друзья из России. Он будет рад.
— Когда вы с ним встретитесь? — удивленно спрашиваю я.
— В ближайшие дни, в ближайшие дни… — блаженно улыбается Абу Фарук.
— Вы уверены? Откуда вы это знаете? Вам позвонили из его администрации? — допытываюсь я.
— Даст Бог, встретимся, — загадочно улыбается старик.
Мы собираемся сфотографироваться на прощание, но тут подбегает один из посетителей и, размахивая руками, просит, чтобы мы перешли на другое место: «Здесь нельзя! Не надо: сзади вас мост. Нельзя фотографировать мост!» Мы послушно отходим в другую сторону. Абу Фарук обещает приехать в Россию, передать от меня привет Саддаму и в следующий раз показать мне, как он будет стрелять из ружья, если придут американцы.
Огибая мечеть, я иду к мосту. Дети провожают меня до самой ограды из колючей проволоки. По дороге меня догоняет мать одного из них, хватает своего ребенка и тащит домой. Потом останавливается и кричит мне вслед: «Молимся за пророка Саддама, не нужен нам никто другой!»
«Коммерсантъ», 08.10.2002
Фестиваль народного кумиротворчества
14 октября 2002 года
На этой неделе в Ираке состоится референдум, который должен продлить полномочия президента Саддама Хусейна еще на семь лет. Однако голосовать иракцы собираются вовсе не за человека по имени Саддам Хусейн, а за миф о великом и могущественном вожде.
Первое, что мне бросилось в глаза после приезда в Багдад, — это портреты Саддама Хусейна. Удивляло даже не их количество — к тому, что во многих странах, особенно арабских, портреты правителя встречаются повсюду, я уже давно привык. В Египте с каждой стены на вас взирает Хосни Мубарак, в Сирии улицы украшают изображениями отца и сына Асадов, в ОАЭ не менее часто встречается лик шейха Заеда аль-Нахайана. По дороге из международного аэропорта имени Саддама Хусейна в город, который местные чиновники любят называть городом Саддама Хусейна, меня поразило то, что ни один портрет президента не был похож на другой. Сначала он предстал в традиционном военном кителе с орлами на погонах, через две минуты — в костюме и черной шляпе, а еще через сто метров — весь в белом; потом — в традиционном арабском наряде и платкe-куфии, следом — в курдском народном костюме с жилеткой. Аксессуары тоже меняются — то он в солнцезащитных очках, то в берете, то в каске, то с ружьем, то пистолетом, то с мечом. Возле мечети Саддам стоит на коленях на молитвенном коврике, в деловом квартале — говорит по телефону, в бедном районе — держит блюдо с едой. Выражение лица тоже не повторяется — от грозного взгляда до добродушной улыбки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу