Павел Карабущенко - Элитология Платона

Весьма странно, что до сего времени никто из исследователей творчества Платона не обращал внимания на элитологический характер всей его философии. Отдельные аспекты этой проблемы, конечно, разбирались ими в контексте других тем, считавшимися основными в философии Платона, но конкретно этим направлением никто практически не занимался. Речь идет не о социологии и политологии, где элитологические прерогативы Платона давно всеми общепризнаны. [19] Так, например, американский социолог Р.Баркли приводит генеалогию теории элит, выводя ее от Платона и Ницше к В.Парето и Г.Моске. — См.: Barkly R. The theory of the Elite and the my thology of power. — Science and Society. 1955. №.2. Р.97. Речь идет о самой его философии как рефлексии его природного и приобретенного в процессе познания аристократизма. А ведь именно этой дефиницией и определялось мировоззрение и миропонимание Платона. Да и все исследователи его творчества вот уже 24 века в один голос говорят о нем как о гении: имя Платона, пишет А.Ф.Лосев, является не просто известным, значимым или великим. Тонкими и крепкими нитями философия Платона пронизывает не только мировую философию, но и мировую культуру. «В европейской истории после Платона еще не было ни одного столетия, когда не спорили бы о Платоне, то непомерно его восхваляя, то всячески его принижая в каком-либо отношении — историко-религиозном, историко-литературном, историческом или социологическом. Мировые религии, возникшие после Платона, старались перетянуть его на свою сторону, обосновывая при его помощи свое вероучение и нередко достигая в этом успеха. Но этот обоснователь вероучений часто оказывался также и их коварным врагом. Ведь платонизм в своей основе все же языческое учение. Наступали моменты в истории, когда платонизм вдруг восставал грозной силой против монотеистического вероучения и под его ударами начинали шататься и падать те самые богословские системы, самым верным союзником которых ранее казался Платон… Можно сказать, — заключает А.Лосев, — что Платон оказался какой-то вечной проблемой истории человеческой культуры, и пока нельзя себе представить, когда, как, при каких обстоятельствах и кем эта проблема будет окончательно разрешена». [20] См.: Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т.1. С. 3–4. Элитологичность этого высказывания очевидна. Платон интересен нам прежде всего своим элитарным сознанием, отчего и сама его философия представляется нам элитной и оказывает на историю развития человеческой мысли такой же элитарный (особо важный и потому избранный) характер.

Нам кажется вполне очевидной правомерность поставленной нами проблемы платоновской элитологии. Очевидной она нам кажется потому, что сами произведения Платона вопиюще свидетельствуют всем своим содержанием в ее пользу. Нет ни одного диалога Платона, где бы не обсуждалась тема избранности, т. е. элитности. Для скептиков в подтверждении этого тезиса, предложим эксклюзивно ознакомиться с выдержками на элитологические темы. Мы оставим пока эти цитаты без комментариев, поскольку нам важно сейчас само видение проблемы, а не интерпретация ее отдельных компонентов.

1. « Апология Сократа». Уже в этом своем первом произведении Платон касается проблемы сократовского понимания такого фундаментального элитологического понятия как «избранности», а точнее «мудрости», как духовного превосходства одних над другими. В диалоге Сократ выступает перед судом с глубоким сознанием своего достоинства и держит себя даже несколько высокомерно: «…пошел я к одному из тех людей, которые слывут мудрыми, думая, что тут-то я скорее всего опровергну прорицание, объявив оракулу, что вот этот, мол, мудрее меня, а ты меня назвал самым мудрым. Ну и когда я присмотрелся к этому человеку…то мне показалось, что этот муж только кажется мудрым и многим другим, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет; и я старался доказать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле не мудр… те, что пользуются самою большою славой, показались мне, когда я исследовал дело по указанию бога, чуть ли не самыми бедными разумом, а другие, те, что считаются похуже, — более им одаренными. После государственных людей ходил я к поэтам, и к трагическим, и к дифирамбическим, и ко всем прочим, чтобы на месте уличить себя в том, что я невежественнее, чем они… я заметил, что вследствие своего поэтического дарования они считали себя мудрейшими из людей и в остальных отношениях, чего на деле не было. Ушел я и оттуда, думая, что превосхожу их тем же самым, чем и государственных людей» (21а-22е).