Руслан Киреев: Чехов; Посещение Бога

Письмо это, стоящее особняком в многотомном эпистолярном чеховском наследии, адресовано сестре Марии Павловне.

"Милая Маша, -- пишет Чехов и -- сразу же, без каких бы то ни было предваряющих, смягчающих, объясняющих что-либо слов: -- Завещаю тебе в твое пожизненное владение дачу мою в Ялте, деньги и доход с драматических произведений, а жене моей Ольге Леонардовне -- дачу в Гурзуфе и пять тысяч рублей".

В минуты, когда писались эти потаенные строки, Ольга Леонардовна и сестра Маша как раз находились на этой самой небольшой гурзуфской дачке, чем, собственно, и воспользовался оставшийся в одиночестве Антон Павлович.

"Недвижимое имущество, -- продолжает он, -- если пожелаешь, можешь продать. Выдай брату Александру три тысячи, Ивану -- пять тысяч и Елене Чеховой (Леле), если она не выйдет замуж, -- еще одну тысячу рублей".

А дальше? Чехов ведь любил заглядывать в будущее -- он делал это и в рассказах своих, и в повестях, и в пьесах (пьесах особенно), и в письмах. Это письмо -- письмо-завещание -- не стало исключением.

"После твоей смерти, -- обращается он к сестре, и здесь обходясь без обычных в таких случаях экивоков, -- и смерти матери все, что окажется, кроме дохода с пьес, поступает в распоряжение таганрогского городского управления на нужды народного образования, доход же с пьес -- брату Ивану, а после его, Ивана, смерти -- таганрогскому городскому управлению на те же нужды по народному образованию".

О народном образовании, причем не о народном образовании вообще, а применительно к взрастившему его Таганрогу, он печется постоянно; человек деликатный, щепетильный, даже сверхщепетильный, он порой допускает тут вещи, которые с образом такого человека не сразу-то и свяжешь. "Мне нужны Данте и полное собрание Лескова, -- пишет он одному из редакторов "Нивы" А. А. Тихонову. -- Но они адски дороги, страшно подступиться к ним. Будьте добры, спросите у Маркса, не найдет ли он возможным продать мне "Божественную комедию" и Лескова с уступкой?" Чехов -- в роли просителя? Да, просителя, но не за себя, а за таганрогскую библиотеку, которую он при полной анонимности едва ли не один и комплектовал в течение многих лет.

Но вернемся к письму-завещанию -- там есть еще несколько строк.

"Я обещал крестьянам села Мелихова 100 рублей -- на уплату за шоссе; обещал также Гавриилу Алексеевичу Харченко (Харьков, Москалевка, с. дом) платить за его старшую дочь в гимназию до тех пор, пока ее не освободят от платы за учение".

Благотворительностью он занимался постоянно, причем благотворительностью, как правило, тайной. Желая, скажем, отблагодарить почтмейстера, что доставлял ему корреспонденцию, он просит сестру Марию Павловну подписать этого человека, вернее, его жену на "Ниву", "внеся в какой-нибудь книжный магазин... 7 р. или сколько нужно". Но только, прибавляет он, "сделай все негласно, не говоря никому ни слова". И такого рода негласных дел "на совести" Чехова много.

А смотрите, с каким великолепным тактом, с какой гениальной изобретательностью отвечает он одному из своих должников: "Те сто рублей, какие вы мне должны, я сам должен и не думаю заплатить их скоро. Когда уплачу их, тогда и с Вас потребую, а пока не извольте меня тревожить и напоминать мне о моих долгах". Что-что, а уж психологию бедного человека, психологию должника сын лавочника, к тому же лавочника разорившегося, Чехов знал прекрасно.

Итак, вот три заключительные фразы его письма-завещания. Фразы эти очень коротки -- как последний выдох человека: "Помогай бедным. Береги мать. Живите мирно". И подпись: Антон Чехов. Сухо, без малейших эмоций, будто речь в письме идет о не очень-то значащих делах, будто не прощается с любимой сестрой, уходя навеки. Что уж, и впрямь совсем бесчувственным был, как считали некоторые критики? Либо прав герой повести "Моя жизнь", прозванный Маленькой Пользой? "Увы, -- сокрушается Маленькая Польза, -- дела и мысли живых существ далеко не так значительны, как их скорби!"

Жена Маленькой Пользы, сбежав от мужа, завела себе кольцо, на котором выгравировала слова царя Давида: "Все проходит". "Этот талисман удержит меня от увлечений, -- с простодушием эгоизма надеется она. -- Все проходит, пройдет и жизнь, значит, ничего не нужно".

В конце повести Маленькая Польза решительно опровергает этот библейский постулат. "Если бы у меня была охота заказать себе кольцо, то я выбрал бы такую надпись: "Ничто не проходит". Я верю, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг наш имеет значение для настоящей и будущей жизни".