Марк Аврутин: К истокам германо-советского военного сотрудничества

Троцкий осознавал себя евреем, но ощущал себя гражданином мира. Осознавая себя евреем, он отказался от предложения Ленина возглавить ЧК, считая, что во главе карательных органов в России не должен стоять инородец, а особенно еврей. Во время борьбы за власть в период болезни Ленина, сравнительно пассивное поведение Троцкого малопонятно. В его руках и после окончания Гражданской войны была сосредоточена огромная власть вдобавок к его непревзойденной интеллектуальной мощи. Только отсутствием стремления занять первое место в руководстве России можно объяснить такое поведение Троцкого.
О том, каким Троцкий был евреем, можно судить по следующим эпизодам из его жизни. Однажды к нему, как к еврею, явилась с просьбами еврейская делегация. Троцкий отверг все их просьбы, заявив им, что он не еврей, а интернационалист. Более того, когда умер его отец в 1922 году, всегда поддерживавший его материально, что давало ему возможность в эмиграции вести себя независимо, Троцкий отказался выполнить последнюю просьбу отца — похоронить его на еврейском кладбище.
Всё сказанное здесь о Троцком преследовало лишь одну единственную цель: показать, что он не мог стоять за моабитскими инициативами Радека. А поскольку всё военное ведомство ещё контролировалось Троцким, то вообще никто из военных с советской стороны не участвовал в подготовке первой версии Рапалльского соглашения, в котором ещё отсутствовали секретные статьи о военном сотрудничестве. И вообще эта редакция договора 1922 года больше походила на современные протоколы о намерениях.
Вряд ли за этими «деяниями» Радека мог стоять и Ленин. В конце 1918 года ему было не до «сколачивания» военного союза с Германией. Главным тогда для него было удержаться у власти в России, утвердить своё лидерство в международном коммунистическом движении. Поэтому, из-за отсутствия каких-либо документов, руководствуясь лишь здравым смыслом, можно предположить, что не располагал Радек никакими инструкциями. Он импровизировал, основываясь на достаточно хорошем знании ленинских взглядов, публично не озвученных. Позднее, уже будучи больным и находясь в Горках то ли на реабилитации, то ли под домашним арестом, Ленин проявил живейший интерес к той реакции, которую вызвал Рапалльский договор в Германии.
Активное участие военных с советской стороны началось, по-видимому, с 1925 года, после назначения Тухачевского начальником Генштаба и заместителем наркома обороны. Наркомом обороны, как известно, после смерти Фрунзе стал Ворошилов. (Кстати, и в смерти Фрунзе патриоты обвиняют всё того же Троцкого. Он, будучи главой Красной Армии, якобы целенаправленно уничтожал самых талантливых полководцев из народа. Фрунзе, а несколькими месяцами раньше — Котовский, были последними жертвами из этого ряда). Почему же Сталин, который к тому времени уже «прочно сидел на кадрах», назначил Тухачевского фактически руководить Красной Армией под присмотром Ворошилова? Ведь их взаимная «любовь», существовавшая ещё с 1920 года, со времени Польской кампании, хорошо известна. Кроме того, подозрительный Сталин ведь вполне мог предположить, что Тухачевский принадлежит к «питомцам» Троцкого (патриоты и сейчас утверждают это). Может быть, чуткий Сталин распознал в Тухачевском родственную душу скрытого антисемита? Нет, скорее всего, объединило их родство иного свойства. Объединил их интерес к развитию военного сотрудничества с Германией.
В отличие от многих бывших офицеров царской армии, которых Троцкий привлёк к руководству Красной Армии, Тухачевский не только не питал никакой неприязни к своим прежним военным противникам, но даже, наоборот, симпатизировал им, и не без причины. Большую часть войны Тухачевский провёл в немецком плену, будучи там на очень привилегированном положении, предположительно благодаря вступлению в одно из тайных военно-политических обществ. Естественно, никакими документами это не подтверждено, даже представленными на процессе 1937 года. Поэтому и мы развивать эту тему здесь не будем.
Итак, интересы Сталина и Тухачевского совпали, но не конечные цели. Сталин рассматривал военное сотрудничество с Германией как средство создания собственной военной промышленности, которая стала бы основой могущества его власти. Для Тухачевского само сотрудничество, перерастающее в военно-политический союз с Германией (а затем и с Японией), составляло цель. Но на начальном этапе эти различия не могли быть проявлены. А поскольку ни излишней откровенностью, ни, тем более, болтливостью ни Сталин, ни Тухачевский, как известно, не страдали, их союз, несмотря на глубоко скрытую антипатию, даже враждебность по отношению друг к другу, просуществовал достаточно долго. Существуют, правда, предположения, что у Сталина в 1927 году возникли серьезные подозрения в отношении Тухачевского. Как мы знаем, в 1927 году Троцкого изгнали из партии большевиков, а значит, отовсюду. При этом Троцкий, может быть, впервые «громко хлопнул дверью». Обращаясь к Сталину и к его сообщникам, он сказал: «Вы — группа бездарных бюрократов. Если встанет вопрос о судьбе страны, … вы будете бессильны организовать оборону… когда враг будет в 100 км от Москвы, мы свергнем бездарное правительство; …кроме того, мы расстреляем эту тупую банду ничтожных бюрократов, предавших революцию. Вы тоже хотели бы расстрелять нас, но вы не смеете. А мы посмеем,…». Напугало ли это выступление Троцкого Сталина? Об этом можно только гадать. А вот в расстрельных делах он превзошел своего соперника. Это известно точно, несмотря на то, что он всегда скрывал свою причастность к такого рода делам, опять же в отличие от Троцкого. Неизвестно, считал ли Сталин Тухачевского «питомцем» Троцкого, но можно предположить, что после этого усилил за ним контроль. По-видимому, не было у Сталина более подходящей кандидатуры для развития столь важного для него военного сотрудничества с Германией. Да и германскую сторону Тухачевский устраивал более, чем кто-либо другой. Вот и предоставил Сталин Тухачевскому возможность проработать на этом поприще ещё десять лет, при этом постоянно возвеличивая его.