Заканчивался 1988 год. Этот год советским людям предстоит еще внимательно проанализировать и оценить. Именно в этот год развернулись тщательно подготовленное широкомасштабное наступление антисоциалистических сил на Коммунистическую партию и атаки собственных перевертышей и приспособленцев изнутри на партию с целью ее дискредитации и разрушения. Как ветеран–коммунист, я тяжело переживал это. Переживал долго и болезненно, пока не понял, что мы имеем дело с настоящими политическими противниками. С ними нужно вести бескомпромиссную борьбу.
Нарастали сложности в экономике, стремительно обострялись межнациональные противоречия, участились выпады тех же политических противников против армии. Обстановка накалялась.
Лично для меня все это осложнялось тем, что в 1988 году мне исполнилось 65 лет. На этом жизненном рубеже крупному военному руководителю целесообразно оставлять активную службу. От возраста никуда не денешься. Конечно, еще несколько лет, если здоровье позволяет, военачальник такого возраста, опираясь на большой опыт, может работать с пользой, но он уже проходит пик своего творчества, активного мышления, крупных инициатив и способности держать в состоянии высокой трудоспособности возглавляемый им большой коллектив. На разработку крупных решений и их осуществление времени уже не хватает. Пришла пора уступать место молодому. Таковы были мои твердые убеждения.
Мне же приходилось учитывать и ухудшение здоровья. Ранения, контузии, которые были получены на войне и которые в свое время быстро зажили и забылись, как оказалось, однако, не прошли бесследно, вновь и довольно основательно стали напоминать о себе много лет спустя.
Отношения с М. С. Горбачевым были у меня нормальными, но не безоблачными. Мои нередкие столкновения с Э. А. Шеварднадзе (например, в связи с его иногда самочинными действиями на переговорах по сокращению ядерных и обычных вооружений), а иногда и с руководителями некоторых других ведомств, в частности в связи с афганской проблемой, до М. С. Горбачева, несомненно, доходили. Причем моя позиция в ходе этих деловых споров, дискуссий преподносилась, конечно, в соответствующей интерпретации и с определенными комментариями. В связи с этим у меня с Генеральным секретарем ЦК КПСС состоялись две–три довольно острые беседы, которые не обошлись без внушений в мой адрес и без соответствующих ответов и разъяснений с моей стороны. Эти пояснения руководству не всегда нравились. Я не стеснялся иногда свои нелестные суждения о работе Министерства иностранных дел высказывать вслух в присутствии представителей нескольких ведомств. При этом знал, что об этих моих оценках руководство будет поставлено в известность. Словом, ситуация вокруг меня была не то чтобы накаленная, но и комфортной ее не назовешь.
Видел я и то, что обстановка в государствах Варшавского Договора обостряется. Со многими из этих государств У Советского Союза складывались далеко не простые отношения. Все это было видно, но помочь чем–либо я не мог и глубоко это переживал. Находиться же на руководящей работе в Министерстве обороны СССР при похоронах военной организации Варшавского Договора для себя считал недопустимым. Может быть, многие читатели этого не поймут, но я не считал возможным лично хоронить то, что было создано руками Г. К. Жукова, И. С. Конева, К. К. Рокоссовского и других полководцев, усилиями офицеров, генералов и адмиралов нескольких поколений.
С учетом всего этого в сентябре 1988 года я попросил министра обороны СССР Д. Т. Язова доложить М. С. Горбачеву просьбу об освобождении меня от должности начальника Генерального штаба. Просьба была выполнена. Во всяком случае, в конце октября Д. Т. Язов мне сказал: «Просьба ваша будет удовлетворена. О дальнейшем вам скажет М. С. Горбачев. Он вас на днях примет». Последнюю фразу я посчитал простой формальной вежливостью. Дальнейшее ведь ясно: буду зачислен в группу генеральных инспекторов, а уж там — что Бог на душу положит. Нужно будет самому искать приложение своим сохранившимся силам и возможностям. Тогда я понимал, что остаюсь в долгу перед народом и обязан как коммунист помочь родной мне партии выйти из кризиса. Но каким образом я могу работать, в чем будет эта помощь выражаться конкретно, мне тогда и самому было не очень ясно.
Если мне память не изменяет, 2 ноября последовал звонок от М. С. Горбачева с вызовом прибыть к нему. Встреча началась с вопроса, чем вызвана просьба об освобождении от должности начальника Генштаба. Ответил, что состоянием здоровья вследствие контузии: начинает давать сбои вестибулярный аппарат (что было истинной правдой). — М. С. Горбачев согласился: «Начальнику Генерального штаба кроме многих других необходимых качеств необходимо и здоровье. Поэтому просьбу твою мы удовлетворим. Что думаешь делать дальше?» Ответил, что в моем возрасте, наверное, уже не следует просить какой то активной работы в войсках. Если руководство сочтет возможным, прошу зачислить меня в группу генеральных инспекторов. Генсек с этим согласился, но одновременно сказал: «Мы не один год работаем с тобой вместе. Думаю, есть доверие друг к другу. В области военной политики вместе немало сделали. Было бы полезно для дела тебе поработать моим советником. Обязанности будут — подготовка предложений по крупным военным вопросам и, конечно, по переговорам о ядерном и обычном оружии. На этом месте будет полегче, чем начальником Генштаба».
Читать дальше