Такэси Кайко - Все дальше и дальше!

У господина Мори, председателя нью-йоркского Общества друзей рыбной ловли, очень довольный вид. Взгляд светел, морщины на лице разгладились, брови приподняты в радостном ожидании. Во время ловли в Монтоке мы испытали с ним и торжество победы, и горечь поражения, но неудачи забываются, а успех еще долго кружит голову, поэтому господин Мори, весело поблескивая глазами, оживленно болтает со мной о всякой всячине. Настроение у нас чудесное, и мы, подобно художникам, от нечего делать набрасывающим рисунки за бокалом вина, достаем удочки и закидываем их в реку. Не успел я закинуть в масляную, мутную, гнилую воду крючок, как у меня тут же клюнуло, и я вытащил красивого окунька-подростка величиной с ладонь. Поразительно, но рыбешек в затхлой речной воде было видимо-невидимо, мы вытаскивали их одну за одной. Такие рыбки водятся в Японии в районе Кансай, там их называют «тярико». Глядя на серебристых окуньков, я закуриваю сигарету и представляю себе, как бы я мелко нарезал этих рыбок, вымочил в соусе, потом положил бы на горячие-прегорячие комки риса, завернул бы все это в хрустящее «нори», приправил «васаби» и полил бы сверху зеленым чаем… Приятные картины, то чуть расплываясь, то приобретая отчетливые очертания, проносятся перед моим мысленным взором, лаская воображение.

— Вот скоро начнется сезон, — говорит господин Мори, — и здесь будет ловиться небольшая камбала. Причем прямо без удилища, на одну леску. В удачный день можно наловить штук сто. Камбалы как раз величиной со сковородку, поэтому их так и называют «пэн-фиш» — «рыбы-сковородки». Их тут полно. Они хороши и для вяления, и для жарки, и для варки. Рыболовов, которые ловят рыбу, чтобы ее есть, здесь называют «охотниками за мясом», я тоже из их числа. Другие ловят рыбу и отпускают обратно в воду, а я не могу. Уди сколько влезет — правительство еще не ввело ограничений, камбалы пока тоже хватает. Моя мамаша ее употребляет с удовольствием.

Рассказывая вещи, невообразимые для нас, бедных жителей Японии, где рыболовов и в пресных и в морских водах всегда больше, чем рыб, мистер Мори добродушно посмеивается.

Через Гудзон перекинуто много величественных и прекрасных висячих мостов, самый знаменитый из которых — Вашингтон-бридж. Последний мост, повисший над рекой возле самого устья, называется Верадзано. Я люблю мосты. Все они — и бревенчатые, и каменные, и всякие прочие — кажутся мне красивыми, но висячие мосты Нью-Йорка обладают особым очарованием, они способны менять свой облик в зависимости от времени суток: в предрассветный час, в полдень, вечером, глубокой ночью нью-йоркские мосты красивы по-разному. Среди них есть совсем старые, уже отслужившие свое, про которые говорят, что они не сегодня завтра обвалятся. Я слышал, что специфика конструкции висячих мостов не позволяет их ремонтировать — нужно производить полную разборку, а потом строить все заново. Насколько я мог заметить, эти ужасные слухи никак не сказываются на количестве автомобилей, двигающихся по «аварийным» мостам: грузовики, легковушки, машины «скорой помощи» несутся по ним сплошным потоком. Это все равно что, всерьез обсуждая угрозу ядерной войны, кушать с аппетитом сдобный пирожок.

Из всех висячих мостов один лишь Верадзано стоит на границе реки и моря. Здесь начинается Атлантический океан. В тот день мы спустились по течению Гудзона, прошли под мостом Верадзано и выплыли на морской простор, чтобы половить пеламиду. Однако ожидаемых успехов нам добиться не удалось, и во второй половине дня мы вернулись к мосту и попытались взять реванш там. Вчера в Монтоке мы целый день ловили только на наживку; сегодня же меня стали обучать лову с привадой. Для этого берут мелкую мороженую рыбешку «баттер-фиш [19] Маслюк. », размораживают в ведре, крошат ножом и кидают в море. Еще один способ подкормки — пропустить «баттер-фиш» через мясорубку, перемешать фарш с морской водой (ну и запашок получается, доложу я вам) и эту, так сказать, «рыбью кашу» черпаком разбрасывать вокруг лодки. Течение несет подкормку по бескрайнему Атлантическому океану, и где-то среди волн у пеламид начинается банкет. Двигаясь по «ароматному» следу, стая идет вверх по течению и в конце концов подплывает к лодке. Обалдевшие от обжорства рыбы заглатывают все подряд — и кашу, и кукурузные хлопья, они даже набрасываются на своих дохлых, со стальными крючками в желудках сородичей. Неважно, за какое место крючок зацепит пеламиду — хоть за губу, хоть за спину, хоть за бок. И рыбешка, разбросанная для подкормки, может быть нарезана как угодно: и половинками, и кусками, и одними головами.