Возбужденная пеламида кидается на все подряд, что бы ни плавало поблизости. Жадность и страсть пожрать на дармовщинку ее и губят. Попавшись на крючок, пеламида сражается за жизнь, как гладиатор, — именно поэтому она так популярна у рыболовов-любителей. К тому же американцы считают ее очень вкусной, рассказывает господин Мори, глядя на мирно дышащий в свете ясного сентябрьского дня океан.
Наслушавшись подобных рассказов, я уже предвкушал, как буду снимать добычу с крючков, но за полдня мы не поймали ни одной рыбины. Поблизости от нас на волнах качалось еще штук пятьдесят лодок, ощетинившихся лесом удилищ, но что-то не видно было, чтобы хоть одна из удочек дернулась книзу.
И вот, как я уже сказал, во второй половине дня, ближе к вечеру, мы вернулись в устье Гудзона, бросили якорь у моста Верадзано и решили дать там последний бой. Гудзон и Ист-Ривер — две реки, омывающие берега острова Манхэттен; у места впадения в Атлантику их воды сливаются, образуя бурный поток, который походит не на пресноводную равнинную реку, а на какую-то водопроводную трубу — так быстро он несется, окутанный водяным паром. Через устье проплывают пеламиды, полосатые окуни, угри и многие другие рыбы, по дну пробираются древние, ископаемые создания вроде мечехвостов и осетров. Осетра ловят сетью, получив предварительно лицензию от штата. Когда мне сказали, что эту гигантскую рыбу можно поймать в черте города, я ушам своим не поверил. (В том устричном баре подавали буйабесс по-марсельски и осетровое рагу по-русски. Мне сказали, что рыбу для этих блюд привозят с далекого тихоокеанского побережья, из реки Колумбия, что протекает в Орегоне, но я в глубине души все надеялся и мечтал отведать местной, нью-йоркской осетринки.)
Прямо перед нами находился Бронкс. Когда нас сносило чуть ниже, мы оказывались возле парков Кони-Айленда. Сначала наша лодка все время то спускалась по течению, то, когда мы включали мотор, возвращалась на прежнее место, но в конце концов мы решили остановиться возле моста и бросили там якорь. Как-то так получилось, что поблизости от нас очень скоро собралась целая флотилия лодок, пассажиры которых тоже усердно занимались ловом пеламиды. На девяти суденышках удили тихо, но с десятого все время раздавались дикие вопли. Приглядевшись, я увидел в той лодке двух рыболовов. Один из них, молодой парень с голым торсом, вытаскивал из реки пеламиду за пеламидой. Орал и махал руками его напарник, а сам везунок не издавал ни звука. Рыболовы с других лодок угрюмо молчали, отчаянно веря, что и им привалит рыбацкое счастье. Глядя на удачливую удочку, на точеную, напряженную мускулатуру парня, я испытал острый укол зависти, аж отдавший мне в печень. Каждые десять — пятнадцать минут молодое, поджарое тело счастливца, блестящее в лучах уже клонившегося к закату осеннего солнца, натягивалось струной, и он, перекинув спиннинг на согнутый локоть, начинал быстро сматывать катушку. Красиво очерченный силуэт, спокойный, уверенный профиль. Безмолвно, будто показывая фокусы, чудо-рыболов все тащил и тащил рыбу.
Любоваться юным маэстро можно было сколько угодно, но возможности угадать или хотя бы спросить у него, в чем секрет его поразительного успеха, не было никакой, потому что он не прекращал лов ни на минуту. Было только ясно, что в этом месте пеламид более чем достаточно. Поэтому у нас, невезучих, от лютой зависти и ревности темнело в глазах, и, в конце концов, перепробовав все возможные способы лова, мы кое-что начали понимать. Когда удишь пеламиду на наживку, она бешено бросается на добычу с широко разинутой пастью — недаром рыболовы прозвали ее любовно «мясорубкой» и «гориллой». Но когда разбрасываешь вокруг лодки мелко нарубленную приваду, рыба не разевает рот во всю ширину. У меня все время клевало, но не зацепило ни разу. Я вытаскивал крючок и осматривал наживку — она бывала съедена или наполовину обглодана. Значит, рыба голодна и наживку берет, но в тот самый момент, когда крючок уже готов впиться ей в пасть, она срывается и уходит. Пеламида — рыба жадная, агрессивная, свирепая, но в то же время очень осторожная при первом прикосновении к добыче. С каждым разом все больше убеждаясь в верности своих догадок, я понял, что мои монтокские успехи в лове на наживку чересчур вскружили мне голову и что во всех неудачах сегодняшнего дня виноват я сам. Увы, на вчерашней удаче далеко не уедешь. Если все время придерживаться одного способа лова, пусть даже очень эффективного, и применять его вне зависимости от условий и места, может получиться так, что ослепленный былыми победами рыболов будет лепить ошибку за ошибкой, не понимая, что в его несчастьях повинны не капризы фортуны, а собственная слепота. И когда он видит, как другой добивается того, что у него самого не выходит, рыбаку хочется принизить, а то и вовсе проигнорировать успехи счастливца.
Читать дальше