Иосиф Бродский - Сочинения Иосифа Бродского. Том VI

You could sit there with the stains on your shoes

Of the fresh earth from your own baby's grave

And talk about your everyday concerns.

You had stood the spade up against the wall

Outside there in the entry, for I saw it."

"I shall laugh the worst laugh I ever laughed.

I'm cursed. God, if I don't believe I'm cursed."

"I can repeat the very words you were saying:

Three foggy mornings and one rainy day

Will rot the best birch fence a man can build.

Think of it, talk like that at such a time!

What had how long it takes a birch to rot

To do with what was in the darkened parlor?

You couldn't care! The nearest friends can go

With anyone to death, comes so far short

They might as well not try to go at all

No, from the time when one is sick to death,

One is alone, and he dies more alone.

Friends make pretense of following to the grave,

But before one is in it, their minds are turned

And making the best of their way back to life

And living people, and things they understand.

But the world's evil. I won't have grief so

If I can change it. Oh, I won't. I won't!"

"There, you have said it all and you feel better.

You won't go now. You're crying. Close the door.

The heart's gone out of it: why keep it up?

Amy! There's someone coming down the road!"

"You — oh, you think the talk is all. I must go -

Somewhere out of this house. How can I make you — "

"If — you — do!" She was opening the door wider.

"Where do you mean to go? First tell me that.

I'll follow and bring you back by force. I will! — "

Домашние похороны

Он снизу лестницы ее увидел -

Она из двери вышла наверху

И оглянулась, точно бы на призрак.

Спустилась на ступеньку вниз, вернулась

И оглянулась снова. Он спросил:

— На что ты там все время смотришь, а?

Она его увидела, поникла,

И страх сменился на лице тоской.

Он двинулся наверх: — На что ты смотришь? -

Она в комок сжималась перед ним.

— Что там, родная? Дай я сам взгляну. -

Она его как будто не слыхала.

На шее жилка вздулась, и в молчанье

Она позволила ему взглянуть.

Уверенная, что слепой не может

Увидеть. Он смотрел и вдруг увидел

И выдохнул: — А! — И еще раз: — А!

— Что, что? — она спросила. -

— Да, увидел.

— Нет, не увидел. Что там, говори!

— И как я до сих пор не догадался!

Отсюда я ни разу не глядел.

Проходишь мимо, где-то там, в сторонке,

Родительское кладбище. Подумать -

Все уместилось целиком в окне.

Оно размером с нашу спальню, да?

Плечистые, приземистые камни,

Гранитных два и мраморный один,

На солнышке стоят под косогором…

Я знаю, знаю: дело не в камнях -

Там детская могилка…

— Нет! Не смей! -

Рука его лежала на перилах -

Она под ней скользнула, вниз сбежала

И оглянулась с вызовом и злобой,

И он, себя не помня, закричал:

— Мужчина что, не смеет говорить

О собственном умершем сыне — так?

— Не ты. Куда девалась шляпа? Бог с ней.

Я ухожу. Мне надо прогуляться.

Не знаю точно, смеет ли мужчина.

— Эми! Хоть раз не уходи к чужим.

Я за тобой не побегу. — Он сел,

Уткнувшись подбородком в кулаки. -

Родная, у меня большая просьба…

— Просить ты не умеешь.

— Научи! -

В ответ она подвинула засов.

— Мои слова всегда тебя коробят.

Не знаю, как о чем заговорить,

Чтоб угодить тебе. Наверно, можно

Меня и поучить, раз не умею.

Мужчина с вами, женщинами, должен

Быть малость не мужчиной. Мы могли бы

Договориться обо всем твоем,

Чего я словом больше не задену, -

Хотя, ты знаешь, я уверен, это

Нелюбящим нельзя без договоров,

А любящим они идут во вред. -

Она еще подвинула засов.

— Не уходи. Не жалуйся чужим.

Коль человек тебе помочь способен,

Откройся мне. Не так уж не похож

Я на других людей, как там у двери

Тебе мерещится. Я постараюсь!

К тому же ты хватила через край.

Как можно материнскую утрату,

Хотя бы первенца, переживать

Так безутешно — пред лицом любви.

Слезами ты его не воскресишь…

— Ты снова издеваешься?

— Да нет же!

Я рассержусь. Нет, я иду к тебе.

Вот дожили. Ну, женщина, скажи:

Мужчина что, не смеет говорить

О собственном умершем сыне — так?

— Не ты. Ты не умеешь говорить.

Бесчувственный. Вот этими руками

Ты рыл — да как ты мог! — его могилку.

Я видела в то самое окно,

Как высоко летел с лопаты гравий,

Летел туда, сюда, небрежно падал

И скатывался с вырытой земли.

Я думала: кто этот человек?

Ты был чужой. Я уходила вниз

И поднималась снова посмотреть,

А ты по-прежнему махал лопатой.

Потом я услыхала громкий голос

На кухне и, зачем сама не знаю,

Решила рассмотреть тебя вблизи.

Ты там сидел — на башмаках сырая

Земля с могилы нашего ребенка -

И думать мог о будничных делах.

Я видела, ты прислонил лопату

К стене за дверью. Ты ее принес!

— Хоть смейся от досады и бессилья!

Проклятье! Господи, на мне проклятье!

— Я помню слово в слово. Ты сказал:

"Дождливый день и три туманных утра

Сгноят любой березовый плетень".

Такое говорить в такое время!