Последнее предложение запечатлело несомненную истину. Но мысль об обязательном внешнем насилии и тогда показалась мне странной: а как же быть с Чеховым, с его "Островом Сахалином", который я ценю никак не меньше "Дон Кихота" или "Мертвого дома", как быть с Акакием Акакиевичем, выписанным именно "доподлинно", изнутри? Сейчас, перечитывая это и помня о дальнейших художественных и публицистических вещах Солженицына, вижу я и некое желание автора утвердиться не просто в плодотворной сфере искусства, но рядом с наиболее плодотворнейшими (на его взгляд) творцами: Сервантесом и Достоевским.
Но особенно, по-моему, подтверждает правоту Войновича ранняя публицистическая книга Солженицына "Бодался теленок с дубом", которая меня сразу же удивила и разочаровала. Не только потому, что в этом произведении проступает превосходство одного над всеми. А потому главным образом, что герой "Теленка" изображает себя человеком, который все заранее спланировал и ни разу не ошибся, придерживаясь собственных планов. Но поскольку в реальности такого попросту не бывает, то я и не удивился, когда открылось, что не всегда и не во всем это произведение соответствует истине: как заметила В. А. Твардовская, комментирующая в "Знамени" "Рабочие тетради 60-х годов" своего отца, одно только сличение стенограммы заседания Секретариата СП СССР от 22 сентября 1967 года с тем, как воспроизвел ее по своим записям Солженицын, показывает, что Александр Исаевич подверг ее весьма характерной обработке: он "не упоминает ни о выступлении А. Т<����вардовского>, ни о выступлении А.Салынского, представ в этом "копьеборстве" одиноким борцом против огромной вражеской орды"4 .
Именно такого рода представление Солженицына о себе и имел в виду Войнович, когда говорил о главном преувеличении, лежащем в основе мифа, созданного как самим Солженицыным, так и вокруг Солженицына. А то, что в окончательную редакцию "Теленка" вошли рассказы о помощниках писателя, благодаря которым "он мог "в воздухе держаться без подпорки"" (Е. Чуковская)5 , на мой взгляд, этого представления не только не меняет, но даже может его подтвердить самим гиперболическим смыслом приведенной Е. Чуковской солженицынской метафоры: человеку не удастся удержаться без подпорки в воздухе, несмотря на усилия любого количества помощников.
Разумеется, было бы черной неблагодарностью забыть о той роли, которую играл Солженицын, находясь на коммунистической родине. И все-таки рядом с Сахаровым его ставили, на мой взгляд, зря. Солженицын мощно боролся в основном за себя, за свое право печататься, доносить до людей собственные идеи. Сахаров боролся не за себя, а за других: за право на эмиграцию, за возвращение крымских татар на историческую родину, за того или иного взятого под стражу политического, добиваясь его освобождения, свободного суда над ним и т. п. Непонимание разницы между ними привело к разочарованию многих, кто ждал, что Солженицын, вернувшись, возглавит демократическое движение. Он его не только не возглавил, но по существу по многим вопросам солидаризовался с левыми: недаром назвал правительство Примакова единственно действенным.
Словом, не стоит заходиться в экстазе: Солженицын очень много сделал в литературе, но равновелик ли он хотя бы названным им творцам, которые "образовались" в рабстве или на каторге, - покажет время. А что до его пророческих и мессианских качеств, то, судя по его теперешнему поведению, представление о них явно преувеличено.
Для того чтобы сказать обо всем этом, нужно обладать человеческой и писательской смелостью, которая всегда была присуща В. Войновичу. Но в коммунистические времена опасность его непримиримой позиции в какой-то мере морально компенсировалась лаврами героя среди интеллигенции. Теперешняя позиция писателя никакой подобной компенсации ему не гарантирует: ведь он идет против широко распространенного общественного мнения.
Абзац, который вы только что прочитали, был последним в написанном сразу после выхода в свет книги В. Войновича "Портрет на фоне мифа" моем отзыве о ней, опубликованном в газете издательского дома "Первое сентября" "Литература" (2002, No 34). Я решил не трогать концовки, воспроизвожу ее в том виде, в каком она была напечатана. Потому что своими откликами на книгу представители широкой общественности не только подтвердили мою мысль, но превзошли все ожидания.
Надо отдать должное Войновичу: он предвидел это, сравнивая разные периоды нашей литературы:
Читать дальше