Александр Зиновьев: Без иллюзий

Вот это «но» возвращает нас к тому, с чего я начал эту заметку. Кому достаются упомянутые выше блага и как они используются? Чтобы пробиться к этим благам и принять участие в великой игре, которую ведет Москва, нужно сформироваться так и вести такой образ жизни, что вся кажущаяся яркость, динамичность и интересность жизни оказываются иллюзорными и постепенно пропадают, уступая место серости, пошлости, скуке, бездарности... Важно не только то, что ты что-то имеешь. Важно то, какую цену ты за это платишь. Цена, которую платит Москва, слишком велика. Как говорится, овчинка выделки не стоит. Человеческий материал, наслаждающийся жизнью в Москве, отбирается и воспитывается по законам коммунистического образа жизни так, что о наслаждении жизнью тут приходится говорить исключительно в примитивном и в сатирическом смысле. Московское наслаждение жизнью в большинстве случаев и в целом достигается ценой полного морального крушения и приобщения к мафиозному и уголовному образу жизни. Даже в тех случаях, когда блага жизни приобретаются на законных основаниях (в силу системы привилегий), они потребляются с сознанием и чувством украденных. Любыми путями вырваться из житейского убожества и урвать какие-то преимущества перед прочими – таков стержень социальной психологии активных москвичей. А убожество жизни подавляющего большинства населения Москвы, для которого доступ к упомянутым благам закрыт, не поддается описанию. Говорят, что на Западе жизнь для низших слоев населения тоже не очень-то хороша. Не хочу сравнивать. Я хочу сказать лишь одно: нелепо надеяться на то, что Москва принесет миру свет и избавление от несчастий. Москва с маниакальной последовательностью и настойчивостью, не считаясь с нуждами своего народа (он вытерпит все), роет могилу Западу. Зачем? Вопрос бессмыслен. Просто по законам раковой опухоли она стремится сделать весь мир подобным себе. Именно в тот момент, когда Москва выбилась на роль инициатора и ведущего игрока мировой истории, она с полной очевидностью проявила свою темную и подлую натуру.

Мюнхен, 7 марта 1979 г.

Имеется два типа мышления в отношении явлений общественной жизни. Различие их поясню на таком примере. Апологеты советской системы утверждают, что в Советском Союзе власть принадлежит народу, и думают при этом, что это хорошо. Большинство критиков советского режима, наоборот, утверждает, что власть на самом деле в Советском Союзе народу не принадлежит, и думает при этом, что это – плохо, что если бы власть на самом деле принадлежала народу, то это было бы хорошо. Здесь критики режима имеют тот же тип мышления, что и апологеты. Но можно к той же проблеме подойти иначе, а именно – так. Вы считаете, что власть в Советском Союзе принадлежит народу? Пусть так. Теперь посмотрим, что означает на деле это народовластие. Первый тип мышления привязан к привычным словам и штампам-фразам. Второй ориентирован на рассмотрение фактов жизни. Так обстоит дело и с вопросом о бюрократии в советском обществе. Апологеты утверждают, будто советское общество является враждебным бюрократизму и систематически борется с ним в тех случаях, где он вырастает. Критики же обвиняют советский режим в чрезмерном бюрократизме, утверждают, будто здесь вообще господствует бюрократ. При этом те и другие исходят из априорной догмы, будто бюрократия есть зло. На самом деле бюрократия это не обязательно зло, а отсутствие бюрократии – не обязательно добро. Что такое бюрократия, бюрократизм? Мы привыкли пользоваться на этот счет старыми представлениями, которые сложились еще тогда, когда общество было простым сравнительно с современным, неизмеримо проще была система управления и норм поведения людей, фиксируемых в бумагах. Советское общество является очень сложным и имеет огромный аппарат управления и власти. Этот аппарат сам по себе еще не есть бюрократический аппарат. Люди и организации, входящие в него, могут быть разделены на две группы. К первой группе относятся те из них, которые имеют дело непосредственно с людьми, ко второй – которые имеют дело непосредственно не с людьми, а с бумагами (с законами, постановлениями, инструкциями, справками и т.п.). Директор завода или института, начальник цеха, командир дивизии, секретарь райкома партии и т.п. бюрократами не являются, хотя они – чиновники аппарата власти и управления. Бюрократический аппарат в собственном смысле слова образуют люди и организации, относящиеся ко второй из только что названных мною групп. И вопрос надо ставить так: какое место в системе власти и управления советского общества занимает этот бюрократический аппарат, какова его фактическая роль здесь? Обычно со словом «бюрократия» («бюрократизм») ассоциируют некую бумажную волокиту, причем самодовлеющую, игнорирующую живых людей, которым она по идее должна служить. Бюрократия в этом смысле слова постоянно служила предметом насмешек писателей, артистов, газетчиков и даже политиков. Однако бюрократия есть необходимый элемент нормальной жизни достаточно развитого общества. Игнорировать интересы живых людей можно и без бюрократии. В Советском Союзе, например, в свое время миллионы людей без всякой бюрократической волокиты подвергались бесчеловечным притеснениям. По моим наблюдениям, Западная Германия – высокобюрократизированное государство, а между тем это – правовое общество в смысле западной демократии. В советском обществе бюрократический аппарат очень сильный, и всякого рода правовых документов, инструкций, справочников, положений и т.п. здесь предостаточно, бумажный поток огромен. Но с этой точки зрения Советский Союз не отличается от стран Запада, не превосходит их, а может быть, и уступает им. И дело не в этом. Бюрократия не характеризует советское общество специфически, не она здесь главное действующее лицо. Главную роль в системе власти и управления здесь играют лица и органы первой из названных мною выше групп, а главным орудием управления является система установок, которым подчиняется и бюрократический аппарат. Эти установки иногда фиксируются в письменных документах, иногда являются устными, иногда действуют и без особых команд в силу навыков и природы лиц управленческого аппарата. Потому всякого рода инструкции и регламентирующие документы здесь обычно не соблюдаются или соблюдаются в том виде, как это отвечает той или иной действующей в данный момент установке. Советское общество есть неправовое общество. Его природе более соответствует волюнтаристская (а не формально-правовая) система власти и управления и адекватная ей форма реализации – установка. Бюрократия же есть скорее социальная форма, более соответствующая обществам типа западных демократий. Хотя она и несет с собою целый ряд отрицательных явлений, ненавистных многим членам общества, она все же есть признак общества правового. Советскую систему нельзя считать бюрократической, хотя, повторяю, бюрократический аппарат в ней огромен. То, что называют бюрократической волокитой и формализмом («бюрократизмом»), в советском обществе развито очень сильно, но проистекает это не от бюрократического аппарата, а от общей системы власти и организации управления обществом, в которых отсутствует личная заинтересованность в скорейшем и наилучшем решении проблем и присутствует личное стремление избежать риска и ответственности. Этот аппарат власти и управления в Советском Союзе начал складываться задолго до Октябрьской революции. До революции он не был самодовлеющим, не поглощал в себе всю систему власти и управления. Выполняя и бюрократические функции (но не только), он воспринимался как чисто бюрократический аппарат, хотя не сводился к последнему. И возник он не из потребности управлять людьми через бумаги, – во времена Ивана Грозного их не так уж много было. Он лишь со временем расширился в этом направлении. Октябрьская революция расчистила дорогу этому аппарату власти и управления, создала для него идеальную почву, позволила стать ему монопольным властителем общества. Ошибочно так рассуждать, будто коммунизм породил бюрократию. Бюрократия, повторяю, неизбежна во всяком сложном обществе. Бюрократия во всяком обществе (в дореволюционной России в том числе) несет в себе элементы и зародыши коммунистических социальных отношений. Не одна она их несет. Я могу здесь назвать еще всякого рода мафии, союзы, партии, профессиональные касты, армию, управленческие организации, конторы. Апологеты коммунизма считают, что коммунистические социальные отношения не вызревают в старом обществе, что они появляются лишь после социалистической революции. Конечно, если иметь в виду те сказочно райские отношения между людьми, какие сулит пропаганда в будущем коммунизме, они не складываются в буржуазном обществе. Но такие не складываются и после социалистической революции. Реальные же коммунистические отношения, увы, имели и имеют место в обществах самого различного типа. Они имеют место и в странах Запада, причем в угрожающих масштабах. В определенных условиях они становятся господствующими и порождают особый тип общества. Среди этих условий в первую очередь следует назвать ликвидацию частной собственности на средства производства и частной инициативы вообще. В чем заключаются реальные коммунистические отношения? Возьмите любую элементарную клеточку общества, обладающую существенными свойствами целого, т.е. любое среднетипичное предприятие или учреждение Советского Союза, и вы сами заметите их невооруженным глазом. Это – отношения начальствования и подчинения, соподчинения, иерархия людей и групп людей в первичных коллективах, иерархия коллективов, система служебных привилегий, распределение в соответствии с социальным положением людей и т.д. В моих книгах я описал их подробнейшим образом. В рамках этих отношений оживляется и расцветает и бюрократический аппарат. Коммунизм не изобрел тюрьмы, государственный аппарат, армию и многое другое. Не он изобрел и бюрократию. Коммунизм лишь ставит себе на службу все эти изобретения человечества и придает им вид, соответствующий новому типу общества. Приведу простой пример, чтобы проиллюстрировать фактическое положение бюрократии в советском обществе. Гражданин А имеет комнатушку в коммунальной квартире, где он прописан с дочерью. Его жена прописана в аналогичной комнатушке у престарелой матери. Они, естественно, хотят объединить свои комнатушки (как говорят в Советском Союзе – хотят съехаться), чтобы жить вместе. Сделать частным порядком, через бюро обмена это никак не удается, так как одна из комнатушек находится в очень старом доме. Этот дом должны были сломать еще десять лет назад, но всегда находились серьезные причины, мешавшие этому. В последний раз такой причиной оказалась подготовка к Олимпийским играм в Москве, из-за которых свернули жилищное строительство. Гражданин А десятки раз обращался во всякого рода государственные и партийные (он – старый член партии) инстанции с просьбой помочь. Больше пятнадцати лет тянулась эта история. Сотни заявлений, справок, писем, резолюций и т.п. И безрезультатно. Кажется, это – типичный пример бюрократической волокиты. Однако это на самом деле пример кажущегося бюрократизма. Здесь бюрократизм выступает как маскировка и средство более глубоких отношений, а именно – коммунистических. Если бы гражданин А принадлежал к привилегированному слою, имел бы связи в органах власти, был бы холуем начальства у себя на работе или партийным активистом, смог бы дать взятку, он решил бы свою примитивную проблемку в течение месяца. Поскольку он ничем подобным не обладал, против него использовали (в числе прочего) установку высшего руководства не улучшать жилищные условия тем семьям, в которых приходится более пяти квадратных метров на одного человека.