Валентин Гринер - От сентября до сентября

— Андрей Тимофеевич, вы сказали, что комбинат ежесуточно берет у Вычегды более миллиона кубометров воды, а возвращает ей только две трети этого объема Куда девается еще одна треть?

— Тоже возвращается реке. — Олейник улыбнулся чуть приметной иронической улыбкой, какую позволяют себе специалисты в разговоре с неспециалистами. — Возвращается. Но эти триста пятьдесят тысяч кубиков представляют собой водичку кристальной чистоты, прошедшую теплообменную аппаратуру энергетических станций. Практически она лучше природной, потому что перед поступлением в котлы подвергается химической очистке. Вы, наверное, знаете, что на многих северных реках специальные службы бурят лунки во льду, чтобы не задохнулась рыба. А мы помогаем ей при помощи сброса теплых вод. Поэтому река не замерзает на расстоянии пятнадцати километров; русло открыто почти по всей ширине, вычегодская вода насыщается кислородом и несет его дальше — в Двину. И все же… Надо смотреть правде в глаза и постоянно помнить о том, что, несмотря на глубокую биологическую очистку, другие активные меры, три-четыре процента загрязнений комбината пока еще попадают в водоемы. Правда, мы укладываемся в нормы, установленные государственной инспекцией. Но ведь от этого не легче. Во-первых, нормы с каждым годом ужесточаются. А самое главное — страдает нравственное начало. Трудно спокойно жить, когда знаешь, что сделано не все, чтобы сохранить в полном благополучии окружающую среду.

— Что же мешает создать стопроцентную безопасность — если существует полное понимание остроты проблемы, созданы технические возможности ее разрешения, то дело, вероятно, только за желанием?

— Как сказать… — Олейник некоторое время молчал, сосредоточенно вертя в пальцах ручку. — Четвертый год я занимаю эту благородную должность и каждый день думаю о том, что можно сделать значительно больше. Много здесь неизвестного, много непочатого с точки зрения науки, техники, профессиональной и должностной заинтересованности. Это чисто по-человечески. Но ведь нравственные позиции нередко сталкиваются с экономическими, а желание не всегда сочетается с возможностью. Если бы наше предприятие занималось только охраной природы, тогда бы мы только этим и занимались. А мы призваны ежегодно выпускать миллион тонн целлюлозы, двести пятьдесят тысяч тонн различных видов бумаги, примерно столько же картона, триста миллионов штук упаковочных мешков, около десяти миллионов квадратных метров древесноволокнистых плит, девять с половиной тысяч тонн кормовых дрожжей и великое множество другой продукции для народного хозяйства и ширпотреба. Причем прилагается максимум усилий, чтобы основной объем всех видов продукции выпускался с государственным Знаком качества или хотя бы в сортах, близких к нему. А это тоже зависит не только от главного исходного материала — древесины, но н в немалой степени связано с качеством воды, проходящей технологическую цепочку основных процессов производства. Наши хозяйственники умеют считать деньги. И если они будут слишком много тратить на облагораживание сточных вод, то пострадает главное дело, ради которого мы существуем. Здесь надо сочетать разумное с полезным… И все же разумный выход видится в дальнейшем совершенствовании самой технологии производства, в многократном использовании воды: полукольцо, кольцо и так далее. Это, повторяю, радикальный метод.

Я спросил:

— Можно ли добиться стопроцентной очистки воды?

— Да, — убежденно ответил Андрей Тимофеевич. — Можно сбрасывать воду более высокого качества, чем в самом водоеме. Мы надеемся в обозримом будущем добиться этого. Учтите, северные реки содержат большое количество гумусовых кислот (отсюда коричневый цвет воды), очень высокая минерализация: соли кальция, железа, карбонаты и так далее. Мы уже сегодня, повторяю, вкладываемся в установленные нормативы взвешенных частиц в составе искусственно облагороженной воды. Более того, отдаем реке воду, содержание кислорода которой значительно выше, чем в самом водоеме. Как это происходит на практике, вы можете увидеть, если осмотрите паши очистные сооружения.

— С удовольствием, — сказал я. — Можно пойти хоть сейчас.

Андрей Тимофеевич отрицательно покачал головой.

— Пойти — это слишком расточительно для человека, ценящего свое рабочее время, — заметил он. — Только на дорогу до главных сооружений мы затратим не менее тридцати минут. А если побывать на самой дальней точке — аэрационных прудах, то понадобится несколько часов. Хозяйство занимает 350 гектаров. Не каждый крупный колхоз или совхоз Архангельской области может похвастаться таким количеством угодий. Поэтому придется ехать, а не идти…