Василий Шульгин - Что нам в них не нравится…

Все это я говорю к тому, чтобы показать: евреи, в противоположность многим другим национальностям, весьма мало дорожат своей еврейскостью.

Даже слова такого, собственно говоря, не существует. Надо бы сказать «иудаизм», но это вовсе не одно и то же. Вот слово «польскость» существует и звучит. Легко себе представить раздражительных поляков, которые (вроде русских) желчно поносят друг друга; но трудно вообразить себе поляка, который не кичился бы своей польскостью или «ляхизмом». Евреев же, гордящихся иудаизмом, что-то не видно на поверхности. Может быть, они существуют в «масонских глубинах», но, как было изложено выше, у нас пока что нет водолазов, которые могли бы толково исследовать эти субмаринные области.

Но зато у евреев в высшей степени выражена другая особенность, которая с избытком пополняет вышеизложенный «национальный дефектизм».

Не дорожа «еврейскостью», понятием отвлеченным, евреи в высшей степени дорожат… живыми евреями. Выражение «он из наших» очень метко подмечено. Евреи, так легко принимающие физическую и духовную личину «под окружающую среду», в глубине существа своего хранят глубокую привязанность к своим единоплеменникам. Если у русских «кровь говорит» очень редко (да сие и понятно, потому что кровь-то уж очень мешанная), у евреев она кричит, взывает и глаголет. Евреи друг другу гораздо более близкие родственники, чем русские русским. По крайней мере русские (да и ни один из европейских народов) не имеют таких ярко выраженных «особенностей», как евреи. Что это значит? Это значит, что все евреи близки к какому-то общему собирательному типу еврея. Другими словами — евреи очень похожи один на другого. И вот по этой-то причине они так легко, без слов, понимают друг друга. А если понимают, то и действуют согласно. В этой схожести евреев между собой; в проистекающих из кровной близости взаимном понимании и родственной любви, может быть, надо искать причину загадочной еврейской солидарности. Настолько загадочной, что для объяснения ее выдвинута гипотеза о тайном еврейском правительстве. Но, во всяком случае, без вышеизложенной природной еврейской спайки оно, тайное правительство, не имеющее мер принуждения, не могло бы управлять еврейскими душами.

Утверждают, будто бы у некоторых животных есть «коллективная душа». Будто, например, был сделан такой опыт. Загипнотизировали одну лошадь. Лошадь весьма кровную, принадлежащую к определенному лошадиному клану. Сей лошади, пребывающей в гипнотическом сне, внушено было проделать определенные конские эволюции, то есть движения тем или иным аллюром в различных направлениях. И вот произошло нечто фантастическое. Все другие лошади сего клана оказались тоже загипнотизированными; по крайней мере они одновременно с той лошадью, непосредственно усыпленной, проделали с видом автоматов все эволюции, ей приказанные. И это, несмотря на то, что Атлантический океан разделял непосредственно усыпленную коняку от ее родичей, связанных с ней сугубо таинственными нитями.

Вот нечто подобное мы наблюдаем у евреев. У них, кроме душ индивидуальных, есть какая-то коллективная душа, удивительно функционирующая. Старинная польская поговорка, остро это подметившая, говорит: «Если в Варшаве жид чихнет, то краковские жиды немедленно отвечают — на здоровьечко».

Так это или не так, но вот что факт: евреям неизмеримо легче, чем русским, действовать согласованно — без всякой видимой организации. Последнюю заменяют связи невидимые, причем безразлично: существуют ли эти связи в образе тайного еврейского правительства, которым бредят нынче многие; или же в виде некоего сродства еврейских душ, явления еще более таинственного; или же еще в каких-нибудь иных образах и формах, уже абсолютно нам неизвестных.

Итоги этих рассуждений таковы:

Для русских наивыгоднейшая форма общежития есть Вожачество. К такому вожачеству (в форме ли монархии, диктатуры или иной) русские, понявшие свою истинную природу, будут стремиться. Будут стремиться по той простой причине, что изведают сладость всяких иных прочих построений. Это ничуть не задевает вопроса о народном представительстве, парламентаризме и прочих «формах». Все сие есть именно форма, а не существо правления. Парламент прекрасно существует при Муссолини, как Государственная Дума очень производительно работала при Столыпине. Важно для русских не то, будет ли у них парламент, «Земский Собор», Вече или еще что-нибудь в этом роде. Важно, чтобы у нации был духовно-политический центр. Важно, чтобы был вожак, который ослаблял бы неистовое взаимотрение русского народа; направлял бы его усилия к одной цели; складывал бы русские энергии, а не вычитал бы их одну из другой, как это неизменно делается, когда воцаряется хаос, именуемый некоторыми «русской общественностью», а другими «российской демократией».