Александр Тарасов - Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений

Роман под стать автору. Главный герой — молодой писатель Даниил, автор книги о левом терроризме на Западе. Отрывки из книги Даниила приводятся — и оказываются на самом деле пересказом мерзеньких советских книжонок «профессиональных левоедов» Эфирова и Витюка, перемешанным с телегами известного питерского левака, экс-анархо-коммуниста, экс-троцкиста, экс-лимоновца, а ныне — коммуниста-интернационалиста и профессионального журналиста Дмитрия Жвания. В результате «писатель Даниил» валит в одну кучу реальные факты о «Бригате Россе», РАФ и городской герилье вообще — и самые фантастические (хотя часто и красивые) домыслы о них.

Главного героя Даниила ФСБ внедряет в Боевую группу левацкой организации «Прямое действие». Организации такой, конечно, в природе нет — есть анархосиндикалистская газета с таким названием, страшно скучная и убогая. Но у Стогова такая путаница присутствует постоянно. «Прямому действию» приписываются взрывы памятников (акции РВС и А. Соколова); пропагандистские оранжевые акции, проводившиеся в действительности когда-то анархо-синдакалистами и анархо-коммунистами; тексты и лозунги, действительно публиковавшиеся в «Лимонке», «Бумбараше-2017» и «Черной звезде». Собирается «Прямое действие» в «бункере» (как реальная Партия диктатуры пролетариата в Самаре), который при ближайшем рассмотрении оказывается подвалом (как у Лимонова).

В романе у Стогова много таких несуразностей: вместо «freelance» он пишет «free-lend», роман Гибсона «Нейромансер» именует, естественно, «Нейромантом» (чувствуете разницу?) и т. д. и т. д.

Умиляет описание жизни и деятельности Боевой группы. Занятия у боевиков-подпольщиков такие: ограбления банков и обменных пунктов (со стрельбой и трупами), оральный секс и пьянка. Пьют везде — начиная от самых страшных и загаженных забегаловок и кончая самыми шикарными ночными клубами. Подозреваю, что у многих читателей возникнет желание пожить такой жизнью.

Кульминация — это, конечно, захват в заложники премьер-министра Японии на смотровой балюстраде Исаакиевского собора. Тут, правда, выясняется, что все это — провокация ФСБ, и сам руководитель боевой группы бесстрашный Густав — агент ФСБ. ФСБ заинтересована в щедром финансировании, поэтому сама создает террористические группы и сама же с ними борется. Это у Стогова внезапно в романе возникает «правда жизни» — судя по публикациям в прессе, РВС действительно возник на свет в результате полицейской провокации, и эфэсбешники сами снабжали эрвеэсовцев взрывчаткой, сами закладывали пластит в церетелевского уродца, сами его оттуда вынимали.

Интересно в романе даже не это совпадение с реальностью. Интересно, что у Стогова не только мир левацкого подполья — это мир ублюдков, но и «внешний», официальный мир — мир банкиров, высокооплачиваемых журналистов, эфэсбешников — мир таких же подонков. И главный герой, единственный оставшийся в живых из боевой группы, отсидев символический срок, вместо того чтобы почивать на лаврах и сотрудничать с ФСБ дальше, захватывает базу ВВС, залезает в многоцелевой истребитель и — летит обстреливать ракетами Кремль. Это — тема для социального психолога. Законы жанра препятствуют, оказывается, хэппи энду и победе «хороших парней» из правоохранительных органов над «плохими террористами»: наш читатель бульварных романов, потребитель пульп-массы не верит в «хороших эфэсбешников» и не сочувствует сегодняшним властям. Террорист-самоубийца — положительный герой бульварного романа. Не слабо, однако.

14 марта 1999

С большим удивлением я узнал от Б. Кагарлицкого, что среди молодежи широко распространено мнение, что я изобрел термин «пролетаризм». Это не так. Этот термин я впервые услышал в 1993 г. от анархо-коммунистов В. Дамье и Д. Костенко. Они же в моем присутствии спорили о происхождении термина, но ни к какому окончательному выводу не пришли.

То есть взглядов ныне практически забытого анархистского теоретика Я.-В. К. Махайского (1867–1926; писал под псевдонимом «А. Вольский»), который в начале XX в. выступил с «теорией», согласно которой рабочий класс эксплуатируется и угнетается всем «образованным обществом» (то есть буржуазией, чиновниками и интеллигенцией — и интеллигенцией в первую очередь). В обыденной политической речи именно эта ненависть к интеллигенции как к «эксплуататорскому классу» стала именоваться «махаевщиной».