Михаил Лифшиц - Карл Маркс и современная культура

При известных обстоятельствах насилие есть неизбежная, хотя и тяжкая необходимость. Было бы недостойным тактическим приемом отрицать тот факт, что Маркс говорит об этом с неустрашимой честностью, презирая мещанские фразы. Но только для обывателя, спокойного или взбесившегося под влиянием мировых событий, суть революции состоит в насилии. На деле это лишь одна из ее сторон, и далеко не главная.

Вопрос о насилии можно рассматривать с двух точек зрения - с точки зрения революционной целесообразности и с точки зрения нравственной. Первая точка зрения в высшей степени важна, но из нее вовсе не следует предпочтение более быстрого насильственного пути. Каково будет дальнейшее течение дел, обратное действие наших поступков, направленных к принудительному изменению ситуации в нашу пользу? Вот вопрос. Это верно, что у Маркса все подчиняется революционной цели. Но что действительно целесообразно, что действительно полезно для революции? Внешняя, показная и временная целесообразность может быть прямо противоположна действительной. Для Маркса нет понятия цели без знания объективной исторической истины. Простой нажим, "нахрап", как говорил Ленин, форсированное применение насильственных средств в стремлении опередить действительное развитие обстановки может привести к неожиданным результатам. В тот самый момент, когда люди воображают, что они подчинили себе стихийные силы, они часто становятся игрушкой этих сил и работают не на себя, а на других.

Кто на кого будет работать - люди революционных партий на "отчуждение" или само "отчуждение" на них? Этот вопрос требует знания теории общественного развития, трезвого расчета и предвидения всех возможных, более отдаленных последствий. Односторонним развитием системы политической целесообразности его решить нельзя, так же как фразами о революции и даже геройскими жестами. При всем различии внутренних мотивов, такие карикатуры на революционную науку Маркса имеют в себе нечто общее,- они являются отступлением от марксизма к незрелым идеям мелкобуржуазной революционности.

В своей речи против Августа Виллиха и его фракции (сентябрь 1850 г.) Маркс сказал: "Вместо материалистического воззрения Манифеста выдвигается идеалистическое. Вместо действительных отношений главным в революции изображается воля" (8, 582). Учение Маркса и вытекающее из него понятие революционной целесообразности нельзя смешивать с "волей к власти" в бланкистском, бакунинском или ницшеанском смысле, как нельзя смешивать "большевизм" с "боевизмом". Такое смешение, замеченное Лениным еще в эпоху первой русской революции, может вырасти в грозную опасность, когда движение охватывает целые континенты. Надежда на то, что напряжением сильной воли можно "тащить победу за волосы", и соблазнительна, и ужасна по своим последствиям.

Для Маркса целесообразное действие не есть простое вторжение революционных сил в чуждый мир вещей и обстоятельств, как это часто изображается посредством грубых демагогических фраз или тонких философских символов. Маркс говорит о десятилетиях отчаянной борьбы, нужной для того, "чтобы изменить существующие условия и чтобы сделать самих себя способными к господству". Последнее, то есть умение контролировать самих себя, отделить революционную волю от произвола, за которым следует неизбежная расплата, так же необходимо для "новых людей", людей рабочего класса, как и первое. В целом обе эти стороны образуют диалектический процесс взаимодействия, тем менее болезненный, чем больше он поднимается над уровнем стихийности, чем больше участие в нем революционной теории.

Меры насилия, бесспорно необходимые для защиты от насильника, могут достигнуть цели при одном условии - когда применение этих опасных средств связано с политическим ростом рабочего класса и всей демократической массы. Победы, самые практические, самые материальные, становятся камнем на шее, если они отталкивают большинство или делают его равнодушным к общему интересу. Напротив, частные неудачи, даже поражения, взятые с точки зрения простого расчета материальных сил, не так важны, как успех в деле подъема массы людей над их исторической пассивностью, победа коммунистических идей в сознании миллионов. Так, именно так проявляет себя высший принцип революционной целесообразности. Вот что дороже всего, сильнее всего, и любое средство воздействия, от печатного станка до атомной боеголовки, имеет значение лишь на фоне подъема этой всеобщей силы.