Михаил Лифшиц - На деревню дедушке (В мире эстетики)

Ну вот, милый дедушка! Провели необходимое разграничение. Построили новую религию, религию без бога - человекобожие, состоящее в созерцании собственного несовершенства и в бессильной мечте о недостижимом счастье. Эрнст Фишер берет слово "религиозный" в кавычки, это значит, что он не признает старых богов различной масти, а только пегого полубога в лице человечества.

Не будем, конечно, придираться к словам, не в словах дело. А дело в том, что нельзя реальные в своей исторической конкретности заботы и горести людей заслонять вечным несовершенством человеческого рода. Представьте себе врача, который в графе "диагноз болезни" напишет - человек смертен. Оно, конечно, не лишено основания, но такие сентенции более уместны в устах священника, чем врача.

Вы скажете, Константин Макарыч, что модные рассуждения о "трансцендентном" - это заигрывание с религией. В переводе с латинского слово "трансцендентный" означает "потусторонний". Эрнст Фишер, конечно, мистики не признает, он хочет верить не в потусторонее, а в посюстороннее решение противоречий жизни, хотя допускает, что такое решение недостижимо. В итоге что же у нас получается? Посюсторонность и научно обоснованное недоказуемое видение.

Занятно! Отец Никодим из ваших Кузнечиков такое, пожалуй, не выдумает. Но, по секрету скажу вам, милый дедушка, что я скорее пойду к отцу Никодиму в настоящую церковь, чем в этот прогрессивный кафешантан. А впрочем, позвольте мне остаться при нашем старом взгляде на всякое заигрывание с религией и прочее богостроительство.

Другое дело, конечно, союз с верующими в борьбе за общие демократические цели и отказ от грубой антирелигиозной пропаганды, похожей больше на бакунинскую проповедь запрещения религии. Об этом пишут в коммунистических газетах на Западе, и хорошо, давно пора. Но это самой собой разумеется, и к пегому полубогу никакого отношения не имеет.

В дискуссии на страницах журнала "Вег унд Циль" Доротея Селлин уточняет Фишера. Дело не в реальных недостатках нового общества - скорее нужно провести более резкую грань между реальностью и видением вообще. Социализм есть только "общественно-экономическая организация государства", что же касается новой этики, гуманистических идей и так далее, тo все это связано с научным социализмом, но не является частью его, а является "частью видения" /1965, июнь, стр. 438/.

Итак, в лучшем случае "видение" похоже на правду сердца, которую народники и некоторые связанные с народничеством позднейшие политические партии выдвигали против холодной правды-истины. Это наш субъективный идеал, наше чаяние лучшего будущего. Еще раз прошу вас, уважаемый, прочтите статью и речи марксистов из "Ле леттр франсез". Они отдают объективной истине или отражению действительного мира область прошлого и настоящего, а будущее представляет в их глазах царство "мифотворчества". Здесь первое место принадлежит "человеческому присутствию", особенно нашей воле, которая отрицает действительность создавая другой мир, "трансцендентный" по отношению к первому.

Я, конечно, в чужие внутренние дела вмешиваться не могу, им виднее, и даже в этом частном письме считаю нужным заявить, что все это я говорю от своего только имени, в порядке обсуждения, а не на каком-нибудь уровне высоком или низком. Я говорю просто на уровне восьмого этажа большого дома по улице Строителей, где я прописан и проживаю.

Но вы позвольте мне все же сказать, что если у нас такие выводы из уроков делать и такую теорию к делу производить, то лучше не надо. По этой теории, старой, как ваш тулуп, купленный еще при господах Живаревых, надо согреваться самовнушением, которое нам рисует воображаемый гуманистический рай, в него же человек войдет, повторяя, как пациенты профессора Куэ: "С каждым днем мне становится все лучше и лучше". Эрнст Фишер слишком легко объявляет идею мировой революции религиозной догмой, зато он дарит нам взамен мифотворчество. Про что я и говорю, милый дедушка, - точно как в лесу: "ходишь-ходишь, да на то же самое место и выйдешь. Опять осина, и мхом поросло".

В общем, подобно тому, как это было на рубеже двадцатого века, в марксистской литературе растет особое направление или несколько направлений, объединенных общей целью. Речь идет о том, чтобы создать по меньшей мере новую эстетику - она теперь модная наука, добрейший Константин Макарыч! Однако уже намечаются контуры новой теории познания и даже новой философии истории. Вы, может быть, скажете: "Не буду я все это читать, не стану я себя мучить!". И не надо. В двух словах - люди ищут путей, чтобы дополнить сухое царство необходимости и его отражения в науке более утешительным царством свободы воли и не похожего на реальный мир творчества, а иногда и чем-то напоминающим религию. На современном языке все это называется "видением".