Карл Теодор Дрейер - О кино. Статьи и интервью

Надеюсь, я не очень утомил вас своими длинными размышлениями об «абстракции». Для тех, кто связан с кино, это слово может звучать почти как непристойность. Однако все, что я хотел сказать, преследует лишь одну цель: я желал всего лишь обратить ваше внимание на то, что за пределами серого и скучного натурализма существует и другой мир, а именно – мир воображения. Преображение действительности, о котором я говорю, конечно, должно быть достигнуто без того, чтобы режиссер или его помощники потеряли почву реального мира под ногами.

Даже когда режиссер пересоздает реальный мир в художественной форме, эта преображенная реальность должна быть показана зрителям таким образом, чтобы они узнали ее и смогли в нее поверить. Вообще, чрезвычайно важно, чтобы первые попытки ввести абстракцию в кино предпринимались с тактом и осторожностью, потому что они не должны отпугнуть аудиторию. Было бы разумно приучать зрителя к нововведениям мало-помалу. Но если эти попытки окажутся удачными, то перед кинематографом откроются поистине безграничные перспективы. Любая задача будет ему по плечу. Может быть, кино никогда и не станет по-настоящему трехмерным [55], однако при помощи абстракции в фильм возможно ввести и четвертое и пятое измерения. Несколько слов напоследок. Я много рассуждал об образах и форме и при этом ни слова не сказал об актерах, но всякий, кто смотрел мои фильмы – те из них, что удались, – знает, как важна для меня актерская работа. Ничто на свете не может сравниться с человеческим лицом. Это ландшафт, который никогда не устаешь изучать, ландшафт, обладающий уникальной красотой, он может быть суровым или нежным. Нет ничего лучше, чем быть свидетелем того, как выразительное лицо под влиянием загадочной силы вдохновения озаряется изнутри и превращается в поэзию.

1955

По приглашению американского продюсера Блевинса Дэвиса я приехал в США для работы над сценарием фильма об Иисусе. К этому времени у меня, несомненно, уже сложилось представление о тех событиях, которые должны были предшествовать аресту Христа. Через несколько дней после оккупации Дании мне пришло в голову, что евреи, должно быть, оказались в таком же положении, как сейчас и мы, датчане. Евреи должны были испытывать то же чувство ненависти к римлянам, что и мы к нацистам. Из этого осознания и выросла моя теория. Теперь я предполагаю, что пленение Христа, суд над ним и его смерть на самом деле были вызваны его конфликтом с римскими завоевателями.

Мне повезло, что вскоре после моего приезда в США я наткнулся на недавно вышедшую книгу, которая подтвердила мои предположения. Называлась она «Кто распял Христа?». Автором ее был доктор Соломон Цейтлин, профессор отделения раввинистической литературы колледжа Дропси в Филадельфии, ученый еврейского происхождения с мировой славой. Но прежде чем я расскажу о новых соображениях, которые доктор Цейтлин излагает в своей книге, следует сказать немного об отношении еврейского народа к оккупационным властям.

Римский прокуратор Пилат в это время обладал всей полнотой власти в провинции. Назначенный первосвященник Каиафа представлял перед ним еврейский народ. Будучи первосвященником, Каиафа был также и светским главой еврейского государства. Он и верхушка общества занимали в отношении римлян выжидательную позицию, стараясь обеспечить населению страны как можно более сносные условия жизни путем переговоров с римскими наместниками, которые (подобно немцам в Дании) для упрощения контроля над евреями признавали за ними определенные привилегии – такие, как свобода вероисповедания, местное самоуправление, право на собственную полицию и собственные суды – за исключением тех случаев, когда речь шла о государственных делах, то есть о безопасности римлян. В таких делах римляне оставляли за собой право выносить приговоры и приводить их в исполнение.

Пребывая в отчаянии от ежедневных притеснений, евреи никогда не переставали надеяться на возрождение Иудейского царства, когда однажды в соответствии с предсказанием пророков на свет появится Мессия. Этого Мессию они представляли себе великим военачальником, который отомстит за Израиль и сбросит римлян в море. В этой надежде люди из народа черпали силы и мужество для того, чтобы стойко переносить римский гнет.

Однако находились и такие люди, которые не желали терпеливо нести свое бремя и отвечали террором на террор. Они объединились в секту сикариев и начали партизанские действия против римлян. Раз за разом их мятежи подавлялись, однако они не опускали рук. Они преследовали и своих соотечественников, завязывавших тесные отношения с римлянами, в том числе и некоторых крупных землевладельцев, которые поставляли римлянам зерно. Сикарии утверждали, что таких евреев – которых вполне можно сравнить с нашими коллаборационистами – следует считать предателями родины, поэтому они сжигали их посевы или «ликвидировали» их самих. Сикариев можно, несомненно, сравнить с нашими борцами Сопротивления.