Значит, нужен воздух и работающие механизмы разрешения проблем. Что бывает без этого, мы видели в Кущевской, Ставрополе и Домодедово.
№ 13, 27 января 2011 года
Пытаясь сегодня судить о месте Ельцина в российской истории, мы вынуждены обходиться без критерия.
Я не знаю, как потомки станут оценивать Ельцина, потому что при нынешнем состоянии России, учитывая ее политические перспективы, не уверен в адекватности этих потомков, да и в самом их появлении. Обычно, когда у страны есть будущее, оно чувствуется, посылает сигналы из-за стены, а перед нами — глухой непроходимый кисель, из-за которого ничего не долетает.
Поэтому, пытаясь сегодня судить о месте Ельцина в российской истории, мы вынуждены обходиться без критерия. Неизвестно ведь, доживет ли Россия до второй половины ХХI века. Если да — и сохранит при этом территориальную целостность, — значит, Ельцин ее спас. А если нет — значит, погубил. Думаю, в России вообще бессмысленно ставить отметки политикам, ведь история наша — пьеса, в которой меняются только декорации, а сюжет неизменен. Ельцин выбрал для себя роль революционера, стенобитного тарана (Горбачев в этой ситуации скорее Керенский), роль, которая обеспечила Ленину и великую посмертную славу, и столь же неутихающую ненависть.
Но это все роль, к ней и претензии. А мы говорим о конкретном человеке, Борисе Николаевиче, не дожившем до 80-летия. Мы отмечаем его первый посмертный юбилей. И нам надо найти слова, которые относились бы только к нему, а не к реформам как таковым: неизбежность этих реформ очевидна, погрешности их проведения — тоже, и любой другой на месте Ельцина наломал бы своих личных дров. Наша задача — понять, чем они отличаются от других. В конце концов, у нас уже есть с кем сравнивать — перед глазами примеры Горбачева, Путина и Медведева. Боюсь, что из этих четверых Ельцин был масштабнейшим (поскольку слово «лучший» тут вряд ли уместно).
Состояние России во все четыре сравниваемые эпохи было примерно одинаково, но в разной степени выходило на поверхность: коррупция, безработица, сырьевая экономика, братковские войны, беззаконие были те же самые, но при Ельцине воспринимались как катастрофа, а сегодня как норма. То ли мы привыкли, то ли нам объяснили. Думаю, что исторически место Ельцина будет определяться по единственному критерию — в какой степени он взял на себя личную ответственность за происходящее.
Нынешняя повальная ненависть к нему, особенно распространенная в наиболее отвратительных сообществах, объясняется тем, что в его случае эта ответственность была максимальной. У нас и Горбачев почти ни в чем не виноват (ему сопротивлялись, он был первым и т. д.), и Путин (тяжелое наследие, кризис), и Медведев. Ответственность за все — на Ельцине. Все достижения — это само собой. Все пороки и огрехи — это он, его авторитарность, неумение просчитывать последствия, стремление к экстремальным решениям, избыток доверия к Западу и т. п. Не знаю, почему именно Ельцин так притягивал молнии. Может, дело в том, что в силу тщеславия он в самом деле стремился брать на себя все, включая грехи. Но впечатление личности во власти производил он один. Прочие сами себя толком не понимали, потому что каждый из них — сумма внешних обстоятельств и ими всецело определяется. А у него внутри кое-что было.
Другого способа оценить Ельцина у нас пока нет. Есть только факт, не требующий доказательств: за свои грехи он заплатил пока больше всех. И продолжает расплачиваться после смерти. Один, без посторонней помощи.
Кого как — меня это убеждает в том, что время было плохое, а человек хороший.
№ 18, 3 февраля 2011 года
По случаю 120-летия Осипа Мандельштама в Воронеже решено было назвать в его честь улицу.
Решение напрашивалось давно, поскольку у Мандельштама есть на эту тему специальное стихотворение: «Это какая улица? Улица Мандельштама. Что за фамилия чертова: как ее ни вывертывай, криво звучит, а не прямо. Нрава он был не лилейного, мало в нем было линейного, и потому эта улица — или, верней, эта яма — так и зовется по имени этого Мандельштама».
Воронежских адресов у этого Мандельштама было два, не считая первого временного жилища близ вокзала, — на Энгельса (где мемориальная доска) и на ул. Швейников, бывшей Линейной, которая как раз в силу своей нелинейности и ямоподобности удостоилась шуточного стихотворения. На улице, носящей с 1938 года имя 20-летия ВЛКСМ, на два дня остановилась Ахматова, приезжавшая навестить Мандельштамов. Одну из этих трех улиц и решили переименовать в честь Мандельштама, но запротестовали жильцы — более 300 подписей: не в том дело, что в Воронеже не любят Мандельштама, а в том, что менять адреса в паспортах в условиях современной российской волокиты окажется чрезвычайно сложным и хлопотным делом.
Читать дальше