Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Эхо планеты»

Погода ― единственное, что мы можем ругать без риска обернуть эту ругань против себя. В этих разговорах выходит не только скрытый жар патриотизма, но и тайный, язвящий жар накопившегося социального напряжения, рискну даже сказать ― социальной ненависти. Мы ругаем погоду, имея в виду дуумвират, идеологов и пропагандистов так называемой суверенной демократии; и жирные нулевые, и начинающиеся кризисные десятые. Но сказать вслух «это всё мы» ― могут далеко не все.

И потому мы говорим о погоде. Это, впрочем, старый русский рецепт. Именно так ― «О погоде» ― назывался самый язвительный и мучительный цикл лирики Некрасова. Потому что наша погода на самом деле называется «Россия», и этот циклон не уйдёт никуда и никогда.

№ 33, 3–9 сентября 2010 года

18 сентября Россия отмечает 99-ю годовщину со дня смерти премьера Петра Столыпина, погибшего в результате покушения. Всего этих покушений было несколько десятков. Наиболее известен взрыв на Аптекарском острове, искале чивший дочь Столыпина и лишь чудом пощадивший его; организаторы теракта были выявлены, приговорены к повешению, казнь заменили каторгой.

Смертельно ранить 15 сентября российского премьера удалось лишь Дмитрию (Мордке) Богрову, пронёсшему пистолет на представление оперы «Сказка о царе Салтане» в киевский оперный театр. Столыпин вместе с августейшей фамилией прибыл в Киев на церемонию открытия памятника Александру II по случаю 50-летия отмены крепостного права. Роковая тень Александра, убитого террористами в 1881 году, пала таким образом и на него. Кто и почему пустил Богрова в театр, какова была истинная мера вины подполковника киевской охранки Кулябко, действительно ли заговор против Столыпина был делом рук убийцы-одиночки, или руку Богрова, романно выражаясь, направлял ктото из российских верхов — мы, вероятно, никогда не узнаем, как никогда не разберёмся в истинных пружинах убийства Джона Ф. Кеннеди. У двух этих «преступлений века» много общего — в обоих случаях версия одинокого террориста выглядит недостоверной, враги жертвы крайне многочисленны, нити заговора гипотетически тянутся на самый верх, а главное — о Столыпине и Кеннеди, погибших в расцвете сил и на вершине карьеры, продолжают много спорить.

Оценки Столыпина в русской историографии полярны — от «душителя» до просветителя и реформатора; не всякий политический деятель, даже после пафосной посмертной канонизации, может похвастаться таким интересом к своей персоне. Полярность оценок как раз и обусловлена тем, что Столыпин причудливо сочетал в себе и душителя, и реформатора. Терпеть не могу, когда современные публицисты высокомерно выставляют оценки титанам прошлого — тот не сумел, этот недопонял: «Будто в истории орудовала компания троечников», — с убийственной иронией замечал учитель Мельников из фильма «Доживём до понедельника». Однако и автору этих строк, при всём пиетете к знаменитому премьеру, трудно удержаться от досадливого замечания о фатальной ошибке Столыпина, которая и предопределила его судьбу, а в конечном итоге и судьбу страны.

Смелый реформатор в экономике, в политике он был банальным сторонником закручивания гаек, искренне полагая — этой точки зрения придерживаются тысячи последователей, сторонников сильной руки, — что развитие России возможно лишь по мобилизационному сценарию, в условиях так называемой жёсткой власти, при многократном усилении государственного давления на частного человека вообще и на оппозицию в частности.

В некотором смысле Столыпин был провозвестником китайского варианта реформ, при котором базис радикально обновляется, а надстройка неприкосновенна; но Россия не Китай. Столыпину выпало действовать в эпоху, когда исторический шанс на успешную реформу сверху был уже практически упущен, когда царский манифест, воспринятый с восторгом, был дезавуирован, свобода печати вновь урезана, а первая Дума разогнана. Вероятно, манифест от 17 октября 1905 года был последним шансом на пакт между народом и властью, но пакт не состоялся и в условиях монархии состояться не мог. Единственным выходом для Столыпина было бы, при одновременном осуществлении знаменитой и в самом деле превосходно продуманной земельной реформы, ослабить социальное напряжение, заручиться поддержкой широчайших слоёв российской интеллигенции, ещё отнюдь не радикализировавшейся и не отказавшейся от любых форм сотрудничества с властью, — словом, сделать всё, чтобы Россию не захлестнула новая волна террора.