Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Эхо планеты»

Есть любопытная статистика: женщины чаще всего кончают с собой от несчастной любви, а мужчины — от болезни, пьянства или разорения. Согласитесь, редкий мужчина особенно сегодня не может пережить измену возлюбленной. Некоторые даже рады, а то она совсем было достала его своей любовью и требованием ответной страсти. Это ведь мужчина сочинил: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Зато мужчина, особенно из высокопоставленного российского чиновничества, способен сойти с ума от того, что чиновник чуть повыше рангом посмотрел на него без достаточного благоволения.

Вот тут-то, кажется, мы и подходим к главному. Они даны нам затем, чтобы напоминать об истинных, абсолютных ценностях, подчёркивая иллюзорность того, чем заслоняемся от реальности мы. На них не действуют наши страхи и самогипнозы — они органичнее, естественнее, жизненнее. Они плевать хотели на тысячу искусственных вещей вроде тщеславия или денег, которыми мы тешимся в отсутствии настоящих чувств. Их волнует только жизнь: любит — не любит. А о деньгах они не думают вообще, потому что знают: когда будет надо, им принесут сколько угодно и сложат к ногам. Человек, который может себе позволить легкомыслие, — всегда честнее, здоровее и нравственнее того, кто зависит от тысячи мелочей и опасается всех на свете.

Вот зачем они нужны на самом деле — про размножение и сопутствующие ему приятности сейчас не говорю, потому что мы и так в сущности ни о чём другом не думаем. Они напоминают нам о том, что важно, и подчёркивают иллюзорность всего остального. Важно не то, кто с кем воюет и у кого сколько денег, а то, что ей здесь, сейчас, немедленно хочется птичьего молока.

Вдумайся, читатель, и ты поймёшь, что это так и есть.

№ 12, март 2010 года

285 лет тому назад, 2 апреля 1725 года, родился Казанова; тот, кто читает сегодня его мемуары, наверняка будет несколько разочарован.

Казанова помнится нам по гениальной драматической дилогии Цветаевой, романтизировавшей всё, что под руку попадётся, и по лучшему, на мой вкус, фильму Феллини. Поражаюсь, как могли его объявлять слабым, по-моему, нигде Феллини не воплотил с такой любовью и тоской самую душу старой Европы, уже, увы, невозвратимой.

У Цветаевой он красавец, дуэлянт, ценитель красоты и ума, враг косности и черни: сначала юный идеальный любовник, потом одинокий, всеми утесняемый, но несгибаемый старик.

У Феллини, по справедливому замечанию киноведа Татьяны Бачелис, он человек разносторонних дарований, родившийся в неудачном месте в сомнительное время, и потому все свои способности — государственные, литературные и научные — он предлагает втуне. От него требуется лишь одно — любовный темперамент: любые попытки поделиться открытием или хоть просто поговорить по-человечески наталкиваются на неприятие, а то и откровенную скуку. Ты заслужил славу первого любовника Европы — вот и вперёд, по профилю, а для поговорить у нас имеются ребята попроще, с готовыми суждениями, которые не оскорбят нас ни точностью, ни новизной.

Надо признаться, что и Казанова в исполнении Сазерленда, и цветаевский Казанова, которого с такой силой сыграл Юрий Яковлев в вахтанговском спектакле Евгения Симонова, были чрезвычайно убедительны, но скорее для восторженной зрительницы, нежели для историка. В отличие от всех литературных интерпретаций таинственного образа мемуары самого Казановы, писаные на склоне лет на службе у графа Вальдштейна в Дуксе, сражают читателя истинной аутентичностью, какую ни с чем не спутаешь. Это он, это он, венецианский polisson (трудно перевести это французское словцо — может, «похабник»?).

Мемуары Казановы — прелестное чтение. Эта книга достойна пера Бендера, и тип тот же самый, но видеть в нём цветаевское благородство или феллиниевский ум — о чём вы, увольте. Перед нами очень неглупый, но не умный, это совсем другое дело, наделённый недюжинной житейской сметкой, хитроватый и оборотистый тип, умеющий с химиком беседовать о химии, с военным — о фортификации, а с красоткой — о любой ерунде, но так, чтобы ей во всяком слове, во всяком переливе бархатного баритона слышалось «краше вас нету». Он весьма невысокого мнения об окружающих и крайне высокого — о себе, и ему в самом деле есть чем полюбоваться: все умения и достоинства низшего порядка — врождённые либо доставшиеся без особого труда — в его случае налицо. Он высок, строен, ловок, переимчив, наблюдателен, осторожен; он хороший актёр и классный фехтовальщик; его наблюдения не отличаются глубиной, но справедливы ровно настолько, чтобы с ними охотно согласился начитанный обыватель.