[Дмитрий Быков:]
— У нее репутация человека не просто влюбчивого, но постоянно в кого-то влюбленного до помешательства…
[Александр Миндадзе:]
— Ну, она ведь драматург — ей надо везде искать драматические коллизии. Все, что Катька говорит, надо делить пусть не на сто, но на пятьдесят уж точно. Обычно дел на копейку, а страданий и разговоров — на полновесный рубль. Но если человек из этого делает пьесы, то и пускай себе. Правда, сейчас она несколько успокоилась.
[Дмитрий Быков:]
— А как вы относились к возлюбленным, которых она приводила домой?
[Александр Миндадзе:]
— А она и не приводила. Я же говорю, она прячет свою творческую лабораторию.
[Дмитрий Быков:]
— Сами вы женаты единственный раз?
[Александр Миндадзе:]
— Да, это одна из самых больших удач в моей жизни. В этом году серебряная свадьба.
[Дмитрий Быков:]
— Абдрашитову уже исполнилось пятьдесят, скоро, по-моему, ваша очередь юбилярствовать…
[Александр Миндадзе:]
— Увы.
[Дмитрий Быков:]
— И что меняется?
[Александр Миндадзе:]
— Вы не поверите — ничего.
[Дмитрий Быков:]
— Мне скоро тридцать, я ужасно дергаюсь.
[Александр Миндадзе:]
— Нет, в тридцать я, конечно, был поэнергичнее себя нынешнего — в смысле мог несколько ночей подряд не спать, больше пить… Но вообще утешьтесь — дальше все будет только легче. Я себя до сих пор так на тридцать и чувствую.
№ 2(74), 19 января 1998 года
Татьяна Догилева: «Во мне нет ничего от „шикарной женщины“»
Тем не менее уже давно все, что связано с Догилевой, интересно и увлекательно.
[Дмитрий Быков:]
— Что ж, Таня, можно вас поздравить: нет хуже, чем быть в наше время «священной коровой».
[Татьяна Догилева:]
— Можете так и написать: я плакала. У меня сейчас будто вся кожа содрана. Но, поплакав и поубеждав себя, какая я бедная, я себя спросила:
— Таня, ты ведь ни о чем не жалеешь?
— Ни о чем.
— Все равно бы это сделала?
— Да.
Ну и все. Я теперь даже благодарна за такой интерес к моей персоне. Мой спектакль — прелесть, я правда так думаю. Подобного разноса на моей памяти удостаивался только Штайн за «Орестею». Так что я рада совпасть со Штайном хотя бы по одному показателю.
[Дмитрий Быков:]
— Я думал, вы для режиссерского дебюта выберете классику — чтобы сыграть что-то свое, заветное и недоигранное…
[Татьяна Догилева:]
— Нет, я не настолько самоуверенный человек, чтобы начинать с классики. И пьеса, и актеры очень мне нравятся, а промахов и ошибок я действительно наделала великое множество. Плюс ко всему я позвала прессу на прогон, который в отличие от первого спектакля был действительно провальным. Свет, звук — накладка на накладке. Зато потом — и на втором, и на третьем спектаклях — обвал аплодисментов, непрерывный хохот…
Мы показали спектакль в ДК Серафимовича для самого простого и небогатого зрителя (во МХАТ-то билеты стоят от пятидесяти до двухсот тысяч), и опять на ура.
[Дмитрий Быков:]
— Есть ли классическая роль, по которой вы плачете?
[Татьяна Догилева:]
— Есть. Аркадина в «Чайке».
[Дмитрий Быков:]
— По-моему, вам рано.
[Татьяна Догилева:]
— Нет, ей сорок два года.
[Дмитрий Быков:]
— Вы настолько не скрываете возраст?
[Татьяна Догилева:]
— Ну, мне еще нет сорока двух… а в принципе что скрывать?
[Дмитрий Быков:]
— Но она чудовищная стерва.
[Татьяна Догилева:]
— Она единственный привлекательный герой в этой пьесе. Она одна что-то делает — все остальные только скулят. И в той обстановке, которую ей создали — сын с его комплексами и попытками самоубийства, отвратительная Нина Заречная, которая беззастенчиво добивается Тригорина, — Аркадина себя ведет наиболее достойным образом.
Не забывайте, что она находится в самом трагическом возрасте: у нее перелом амплуа.
[Дмитрий Быков:]
— Таня, это ведь далеко не всегда болезненно. Многие актрисы сыграли свои лучшие роли после сорока. Алиса Фрейндлих, например.
[Татьяна Догилева:]
— Перед Фрейндлих я преклоняюсь. Это любимая моя актриса. Но вы представить себе не можете, чего на самом деле этот перелом стоит. Нет, это очень печальные вещи, о них не думать невозможно…
[Дмитрий Быков:]
— Не знаю, если говорить о вашем амплуа, мне ближе не железные женщины вроде Аркадиной или «Блондинки за углом», а медсестры. Из «Афганского излома» или «Забытой мелодии для флейты».
[Татьяна Догилева:]
— А я, когда смотрю «Блондинку», чуть не плачу от жалости к этой девочке. Эту картину, кстати, изуродовали поправками и переозвучками, а у Червинского-то это отличная, трагическая история.
Читать дальше