Дмитрий Коваленин - Коро-коро Сделано в Хиппонии

Избрать повелел Он и те, где образами цапли и черепахи возносятся думой к Государю и славословят людей; где при виде осеннего хаги и летних былинок мечтают о милой; где, подойдя к горе Застава Встреч, с мольбою складывают руки…»

Слоговая азбука японского языка, исключающая понятие рифмы, задает свои жесткие требования приемам стихосложения. Очарование стихом начинает зависеть и от того, насколько виртуозно вложена поэтическая мысль в строго определенное количество слогов на каждую строку. Наиболее популярной из таких форм и становится танка: 5-7-5-7-7.

Можно представить теперь, насколько призрачны попытки переноса — хотя бы условного — таких принципов выражения в русскую поэтико-языковую среду. Особенно если «мертвыми» буквами приходится пересказывать «живые» картинки-иероглифы…

Столетия идут, образы-символы, шифровые значки-сигналы канонизируются, становясь общепринятыми и чуть ли не обязательными при создании «стильной» жанровой поэзии. Для выражения печали — опадающая вишня; разлуки расцветающая слива; для прославления Императора — черепаха и цапля…

Свежий современный язык: выхваченные из уличных диалогов обрывки фраз, такие модные ныне в Японии английские словечки — photographer, jazz, necktie… Мир, заселенный мини-фетишами из повседневности среднего обывателя: «Мак-доналдсов», заголовков газет, названий поп-шлягеров и поп-консервов…

И все это — танка?

Джулиет У. Карпентер, переводчица «Салата» на английский, так описывает свое ощущение от книги:

«Таваре не пришлось приносить в жертву традиционные краткость, суггестивность выражения и музыкальность, присущие классическим танка. Воспитанная на классике… Тавара Мати унаследовала сам принцип «очарования печалью вещей», выпестованный веками в традиционной японской литературе» [29] Tawara Machi. Salad Anniversary. Translated by Juliet Winters Carpenter. Kodansha International, New York, .

И все же не иначе, как феноменом называли ту естественность, с которой приняли «салатовую» лирику самые широкие читательские круги — не особо умудренные теоретическими выкладками люди, чувствующие «свое» на уровне чуть ли не генетической памяти.

Япония, XIII век. В культурной жизни страны пробиваются первые ростки буддизма, и на свет рождается слово югэн. Поначалу оно трактуется как «сокровенное», «таинственное, скрытое содержание», «внутренняя глубина». По мере весьма хаотичного в те времена развития культурологии разночтения складываются в универсальное понятие: «высшая красота искусства». В эстетическом контексте термин воспринимается уже как «красота Небытия», говорящая об иллюзорности мира.

Буддизм принес созерцательность, и полуязыческие описания природы, восхваления вельмож остаются в стихах лишь как декоративный фон. Оплодотворив поэзию, югэн порождает отдельную поэтику ёдзё — «над-чувство», «избыточное чувство»; стало возможным рассматривать поэтику ёдзё как «один из видов эстетической коммуникации между автором и читателем».

Изменяясь сам, буддизм все глубже проникает в сознание целого народа. Насколько исторически тесно связана поэзия с мироощущением японцев, можно судить, проследив в веках цепочку трансформаций эстетики все той же танка:

VII век — эстетика макото: «правда» через истинность описаний природы, явлений, людей — внешнее, описываемое.

X век — эстетика моно-но аварэ : очарование печалью вещей путем осознания мимолетности и преходящей сути бытия — внутреннее, выражаемое.

XV век — эстетика югэн : скрытая красота вещей, не поддающаяся описанию — внутреннее, умалчиваемое.

Налицо — некий процесс, критерии развития которого в принципе отличаются от традиционных ступеней европейской культурологической лестницы: романтизма, натурализма, реализма… Хотя не обозначилась ли известная схожесть мироощущений с приходом и в западный мир Шопенгауэра и Ницше, Бодлера, Рембо и других «проклятых» эстетов? Дороги, берущие начало в безумно противоположных — если брать плоскость, — или даже в разноплоскостных точках истории человеческой мысли, — не начинают ли они сходиться? Или, если рассматривать историю мировой культуры через призму буддийского коана, — они не смыкаются и не пересекаются, а все так же обвивают друг друга, не соприкасаясь, на ином временном витке?