Дмитрий Коваленин: Лучший способ потратить деньги, или Что делать в период острой джазовой недостаточности

Дм.Коваленин

Лучший способ потратить деньги,

ИЛИ ЧТО ДЕЛАТЬ

В ПЕРИОД ОСТРОЙ ДЖАЗОВОЙ НЕДОСТАТОЧНОСТИ

космополитические анархии Харуки Мураками

- Скажите, вы любите деньги?

- О, да! Я очень люблю деньги! На них можно

купить свободное время, чтобы писать...

Из интервью Харуки Мураками журналу

"Нью-Йоркер", 1995.

Overture

Книги этого странного человека могут довольно серьезно изменить ваше отношение к японской литературе. Ибо ТАКОЙ японской литературы даже самый "продвинутый" наш читатель еще не встречал. Романы и рассказы Харуки Мураками вот уже более 20-ти лет покоряют сердца и воображение читателей в Америке, Канаде, Корее и Западной Европе - а бурные волны российской истории, как ни досадно, на полтора десятилетия задержали появление книг одного из самых экстравагантных писателей сегодняшней Японии на русском языке.

Выражаясь языком его аудитории, Мураками "элитарен и крут". В том самом, молодежно- бескомпромиссном понимании крутизны - как на разных континентах круты Боб Дилан или Сэлинджер, Сю Уэмура или Акира Куросава, Гребенщиков или братья Стругацкие. Для 30-летних токийских яппи ввернуть его имя в беседе за стойкой бара ("Как думаешь, дадут ему когда-нибудь Нобелевку?") - хороший стиль, некий ритуал приобщения к последним веяниям "альтернативной культуры". Быть начитанным в принципе или просто разбираться в книгах других модных авторов при этом как бы не обязательно. Ибо есть литература вообще - а есть "миры Мураками". Совсем же не знать его имени это все равно, что не уметь пользоваться Интернетом или не распознавать "на вскидку" голоса Дженис Джоплин. В понимании образованной японской молодежи 90-х гг. Харуки Мураками крут однозначно и, судя по всему, надолго несмотря на то, что сам никогда сознательно к этому не стремился.

Харуки Мураками - японец, почти постоянно живущий за рубежом. За последний десяток лет он переезжает из Греции в Италию, из Европы в США - и продолжает писать, писать по-японски, с угнетающей его издателей и переводчиков продуктивностью: в среднем - по толстому роману в год, не считая культурологических эссе, рассказов и переводов "эстетской" англоязычной литературы.

Старики-японцы не любят его. Молодежь - боготворит. И те, и другие фактически за одно и то же: прежде всего, от него... "слишком воняет маслом". Японское выражение "бата-кусай" (воняющий маслом) у нации, традиционно не употребляющей в пищу молоко, означает все прозападное, вычурно-неяпонское, пришлое, чужое. Мураками для них "воняет маслом с головы до ног". Его герои едят стэйки, пиццы и спагетти, слушают Эллу Фитцджеральд и Россини, а один из его самых знаменитых романов - двухтомник "Норвежский Лес" ("Норувэй-но мори", 1987) - назван в честь песенки "Битлз". И поначалу кажется - эти истории могли бы произойти где угодно. На страницах его произведений не встретишь ни имен, ни фамилий, и лишь названия городов да улиц как бы вскользь напомнят о том, что существует такая страна - Япония. Люди в "мирах Мураками" носят джинсы и "сникерсы", смотрят фильмы Хичкока, ездят на фольксвагенах, пьют "Хайнекен", а образы для диалогов и мыслей черпают из мирового рокнролла и современной западной литературы, давно уже не скованных рамками истории, традиционного юмора или поп-культурных поветрий какой-то отдельной страны. Именно поэтому переводить Мураками удовольствие особое: переводя с японского, словно общаешься со всем белым светом одновременно. О Японии - но и не замыкаясь в ней...

MURAKAMI - The First Take

Родился писатель 12 января 1949 г. в Киото, но детство его прошло в крупном индустриальном порту Кобэ - одном из немногих городов Японии 50-60-х гг., где можно было достать зарубежные книги и пообщаться с иностранцами. В юности Харуки провел много времени за чтением книг на английском, которые "откапывал" в книжных лавках неподалеку от порта. Редкий японец в те годы владел английским языком. Моряки американских судов, что заходили в порт на пару дней, то и дело "скидывали" прочитанное за гроши, и букинисты охотно принимали от них "непонятные" книги - для перепродажи очередным заезжим иностранцам. Начитавшийся Трумэна Капоте, Раймонда Карвера, Марселя Пруста, молодой Харуки ведет нескончаемые споры с отцом - преподавателем японского языка и литературы - и все больше укрепляется в мыслях о том, что японская литература нуждается в серьезной модернизации. Что мешает современной японской литературе из "литературы для внутреннего пользования" превратиться в литературу общемирового масштаба? Споры эти в итоге отдалили сына-космополита от патриота-отца - и послужили причиной многолетнего молчания между ними.