Лев Пирогов - Хочу быть бедным (сборник)

Чего?

Ха-ха, кому как не вам известно, что скоро шофёр тормознёт наш общий рыдван В СТРОГО ОТВЕДЁННОМ ДЛЯ ЭТОГО ДЕЛА МЕСТЕ и тогда…

И тогда, уважаемые мальчишки, путь ваш скор, спор и близок: мимо источающего исчадье негодных смолистых дров мангала, мимо рыкающих певицей Глюк’OZA колонок – в уютную, не очень фешенебельную и совершенно ничем не рыкающую, но зато лёгкую, как дыхание весны, дверь придорожной закусочной «Волна» (или «Весна», или «Бриз») – вы не помните точно, но всегда безошибочно выбираете одну и ту же, их там в рядок штук шесть всего, но вы-то всегда в свою…

О!.. Там вам наконец дадут ХЛЕБА, и вы впервые за долгую счастливую жизнь, исполненную профессиональной и творческой самореализации, уткнётесь носом в нутро разваленной острым железным жалом краюхи, и взалчете, и взрыкнёте внутриутробно, и заплачете, как ребёнок. ХЛЕБА! – тянутся корявые руки, ХЛЕБА! – молят стекленеющие глаза, и вы, маленький задрот с кучей комплексов, задыхаясь от бессилия и любви, прячете лицо в рыхлое, с горчинкой, с кислинкой, раздолье.

(А в Москве хлеба нет, только хлебобулочные изделия.)

Но конечно, не только раздолий этих, но и обязательно СОЛЯНКИ СБОРНОЙ МЯСНОЙ порцию заказав, есть которую вас научил Басинский, когда ехали в Ленинград и спасались там от голода, в Ленинграде. Горячей, как кипяток, и совершенно не воняющей половой тряпкой, как это нередко бывает в столичных заведениях общепита, на которые вам хватает заработанных упорным трудом денег. А, наоборот, слезой утопленного в нежнейшем томатном соусе огурчика, и терпкой надсадой лимона, и томным сладострастием ближневосточной оливки, и жилистой правдой усталого коровьего мяса, и кокетливой упругостью легкомысленной профурсетки-сосиски (а много лучше – охотничьей колбаски рябой) благоухает она! И вы будете неспешно, степенно, бессознательно подражая расположившимся за соседним столом серьёзным мужикам-дальнобойщикам, ковырять ложкой это огненное, Мексика отдыхает, месиво, и сердиться, что медленно остывает, а у вас там автобус, который… который…

А там ведь уже скоро…

Thursday, 31st

Вот для чего нужен дом, сейчас расскажу. Сейчас, только на балкон покурить.

Дом нужен человеку затем, чтобы чувствовать силу дома.

Не «силу дома», а дома чувствовать силу.

Потому что в Москве человек этой силы не чувствует, в Москве человек чувствует больше то, что чувствовал мой друг Андрей Колотилин, когда шёл по улице с рулоном туалетной бумаги. Он человек деликатный, ему было неудобно с этим рулоном идти, а в карман рулон проклятый не лез, а сумки не было, а мужчине стыдно стыдиться, и если нельзя замаскировать причину стыда, то надо замаскировать стыд. Андрюша не просто шёл, Андрюша, как установка залпового огня, как вакуумная бомба пожирал пространство с этим рулоном! Подбрасывал его метров на десять в воздух, ловил, ронял, снова подбрасывал, снова ронял, и рулон катился, и Андрюша бежал за ним, расталкивая дома, деревья, прохожих… Это была Девятая симфония Людвига ван Бетховена, это была увертюра к «Эгмонту»! Он, как гусь на Паниковского, шёл на этот рулон! И снова ловил. И снова подбрасывал.

Но это не то, что чувствует человек дома.

Дома человек чувствует больше то, что чувствовал я, нерадивый школьник, когда пытка электротоком заканчивалась и наступали летние, самые надёжные, окончательные, бетон, каникулы, и я приезжал к дедушке и бабушке в деревню, и шёл сразу (ну, вообще-то, сначала много куда шёл), и сразу затем шёл в туалет типа «сортир», за крепостною стеной которого физически ощущал, как дрожью, судорогой исходит из меня (нет, я не для этого туда шёл, не подумайте, просто у меня там нацарапан был гвоздём на стене портрет Джона Леннона с фотографии в журнале «Ровесник», и я шёл смотреть, не забелили ли), исторгается весь пережитый ужас, превращаясь в крошечную и неизмеримо далёкую от меня шелуху – но нет, не это хотел сказать.

Хотел сказать лишь, что дома нет таких крепостей, которых бы не взяли большевики. Сразу такой умный, такой вперёдсмотрящий становишься, сразу столько замыслов в голове, один другого смелее, и главное, всё так легко кажется. Горы переверну. И просто, и спокойно, как за стенами святого сортира. Прямо Гамлетом каким-то становишься, который говорил «поместите меня в скорлупу греческого ореха – я и оттуда буду править миром».

Так ведь только оттуда – и буду…

Saturday, 3rd

Вернулся домой поздно, уже под звёздами, то есть довольно рано, по городским меркам. И осенило. Уж не то ли это самое небо над головой, о котором твердил Басинский? А как юркнул в квартирку, лампочку зажёг, телевизор включил – и попустило. Над головой потолок – нравственный закон внутри не работает.