Friday, 30th
Неужели человек перестаёт быть нравственным инвалидом, только когда в силу естественного изнашивания материи становится понемногу инвалидом физическим?
Запас прочности, умещающийся в естественность, очень важен. Сид Баррет в шестьдесят лет выглядел куда более здоровым, чем в двадцать девять. Нравственное здоровье не покупается специально навлечённым на себя страданием в виде эксцессов. Так и в эстетике – важно постепенное старение вещи, а не нарочитая её испорченность.
А то, что в юности человек является инвалидом, неоспоримо. Большинство уродств современной культуры происходит именно от того, что это «культура молодости». Вспоминая, какую музыку – и с каким чувством – я слушал в юности, благодарю Бога, что вырос, а не «сдох в тридцать лет», как рекомендует Миша Вербицкий. Жаль только, что до тридцати я умел писать.
…Интересно, не жалел ли Баррет, что слишком рано научился играть на гитаре?.. В пользу этого, кроме трогательного ухаживания за садом в последние тридцать лет жизни, мало что говорит, но хочется думать, что в его «уходе от мира» всё же было чуть-чуть гоголевского. Гоголь ведь тоже предпочёл ухаживать за садом – только у него вся Россия наш сад.
Saturday, 31st
Когда лежал в 3-й палате, у меня были соседи: Коршун, Лето и Жила. Такие у них были фамилии. Хотел бы я уметь рассказать хотя бы об одном из них, о Стефане Николаевиче Коршуне. Вот где народ! По больницам лежит.
Теперь я уже во 2-й палате, и моему новому соседу 91 год. А он весь в заботах об оставленном дома хозяйстве: лошадь с телегой, свиньи и мотоцикл. Лопает по десять раз в день, вчера в полпятого утра полез в тумбочку… И курит!
Если бы я был Львом Толстым, Стефан Николаевич с его удивительными рассказами был бы моим дядей Ерошкой, и я сочинил бы про него повесть «Казаки».
Кстати, Лев Толстой на днях снился. Был он какой-то мой родственник, улыбался и что-то пел. Я пытался вспомнить, на кого он похож, оказалось – на Дэвида Боуи.
Любопытно, что и Стефан Николаевич, и мой новый девяностооднолетний сосед Виктор Захарович в жизни люди премягкие, плохих слов не говорят (похоже, принципиально), никогда ни с кем не ругаются. Но оба разговаривают во сне. И не просто разговаривают, а кричат. И не просто кричат, а очень зло матерятся.
Thursday, 19th
Это важно. На том берегу окна, прилепившись лицом к стеклу, снова кто-нибудь погибает. И снова требует: вашей помощи, группы крови, клеток костного мозга, печени. А ты заморозишь шею, половину лица и попытаешься жить дальше. Может, выйдешь на балкон покурить. Или схватишься за щёки руками. Не важно.
Схватишься за щёки руками и, встревожив каблуками предательски звонкий пол, – прочь, мимо лифта (слишком, зараза медленный), в духоту весенне-зимнего трупохранилища города. Прочь по улицам, надрывая финишную ленточку сердца и опрокидывая грудью троллейбусы. Боже. Боже. Пока не успокоится ходьбой кровь в сосудах. Пока не створожится встревоженный выделениями галок асфальт.
Wednesday, 31st
Подумалось, что известная киношная формула «счастье – это когда тебя понимают» есть ни что иное, как вывернутое наизнанку «счастье – это когда ты понимаешь». Не верить – это и значит не понимать.
Жизнь – дар, а дар должен радовать. Однако большинство людей не умеют радоваться подаркам. Обычно они озабочены вопросом – а к чему этот подарок меня обязывает? Отсюда происходят «идеи», «революции», «служения» и горбы у верблюда, то есть в конечном счете разочарование и неблагодарность.
Wednesday, 18th
А я ведь только сейчас, две минуты назад, куря украдкой в окно, сообразил, что молодость моя, что называется, «безвозвратно прошла», и то состояние, в котором я пребываю сейчас, называется «зрелость».
Смешно – зрелость… Но молодость прошла, это точно.
Sunday, 3rd
Интрудер подпёр кулаком щёку и ощутил себя вдруг большой полезной собакой, он однажды видел такую. Собака сидела перед дверью какого-то магазина и терпеливо ждала хозяйку. Интрудер знал (он понял это сейчас), что если бы понадобилось, собака прождала бы так, не шелохнувшись, всю жизнь. И эта собачья жизнь не была бы напрасной.
Не хотелось скулить и нетерпеливо юлить задом. Не хотелось думать, – когда ждёшь, это мешает. Раньше, когда Интрудер был вертлявым голенастым щенком, он сгрыз бы от нетерпения пару ботинок. Но теперь всё было иначе.
Thursday, 9th
Роман Юрия Арабова «Биг-бит», получивший премию (опять!) Аполлона Григорьева, ерунда страшная. Но есть там сильный момент (многократно описанный, впрочем, в разных рок-агиографиях), который заставляет задуматься. Это когда человек впервые слушает на плёнке «Тип-2» этих вот самых битлз.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу