– А не потому ли, что в курзале просто не слышно шума моря?
– И поэтому тоже. Доволен?
– Вот ты берешься судить о шахматистах экстракласса, о психологизме шахматной борьбы, о прочих высоких шахматных материях. Но можешь ли ты сам понять шахматные страсти?
– Могу. Как и каждый любитель шахмат. Разница лишь в масштабе, а суть одна…
В чемпионате Центрального Дома литераторов 1983 года я перед финишем имел фантастический результат – девять побед при двух ничьих. Как Каспаров в Никшиче (не надо смеяться). Причем выиграл у всех своих конкурентов – и у тех двоих, что в итоге опередили меня на пол-очка, и у тех, кто отстал от меня на полочка. Потом проиграл четыре партии подряд, в том числе двум аутсайдерам. Не был психологически готов к такому успеху. Да, и в стакане воды бушуют бури…
– Тебе не кажется, что пора закругляться?
– Закругляюсь. Наверное, найдется не один читатель, который подумает, что автор воспользовался удобной формой интервью, чтобы дать волю своему трудному характеру. Нет, я хотел другого – доказать, как это не просто, а если быть честным до конца, – как это трудно – быть шахматным литератором. И как это безумно интересно – быть шахматным литератором.
Пусть читатель меня простит, но я позволю себе привести отрывочек из заметок, относившихся к московскому международному турниру 1967 года и называвшихся «Когда боги в азарте».
«О, это волшебство финиша! О, это томление страстей, прихотливый калейдоскоп манящих надежд и скорбных разочарований! Какую удивительную перемену совершает это волшебство с гроссмейстерами!..
Помните те, первые, такие чопорно-торжественные дни? На сцене находились не участники турнира, нет, – боги-олимпийцы. Они не боролись на 64 клетках, они священнодействовали. И если правда, что вся мудрость шахмат укладывается в три измерения – науку, искусство и спорт, то я бы сказал, что на сцене в те дни находились доктора шахматных наук и магистры шахматного искусства.
А что же спорт? Фигурально выражаясь, он тогда еще скромно сидел в углу сцены, забытый всеми, и ехидно улыбался. Он знал – его час придет! И тогда выяснится, что все эти обладатели звучных званий, чемпионы и экс-чемпионы, претенденты и экс-претенденты, все эти непогрешимые жрецы шахматной богини Каиссы – только люди и ничто человеческое, слава богу, им не чуждо…»
Это было напечатано в «Советском спорте» и, как мне кажется, лучше всего объясняет, почему так интересно быть шахматным литератором.
– А нет ли и тут кокетства манерой?
– Ну, есть, но ведь это давно написано. Словом, не отвлекай. Так вот, когда боги в азарте, – это чертовски интересно! Мир шахмат. Загадочный, странный, чарующий мир. Мир деревянных фигурок, одухотворенных человеческим разумом и страстью. Мир, в котором логика и знание действуют заодно с фантазией; в котором чувство прекрасного способно взять верх над трезвым расчетом; в котором гармонию порой бесцеремонно нарушает спорт с его беспощадностью и его суровой справедливостью.
Жить даже рядом с этим миром, жить его драмами, стараться понимать и осмысливать присущее ему противоречие, состоящее в том, что боги шахмат одновременно только люди, словом, наблюдать всю эту сложную и неоднозначную жизнь и по возможности увлекательно описывать, даже получая при этом болезненные уколы, – это огромное наслаждение. И если бы, как иногда говорят, я мог бы все начать сначала, я пошел бы по тому же тернистому пути…
В отличие от любителей всех без исключения спортивных зрелищ почитатели шахматного искусства имеют одну счастливую и неоценимую привилегию: не присутствуя на соревновании, они могут по записи партий составить себе полное представление о всех перипетиях борьбы, в том числе, к примеру, даже и о том, как долго задумывался каждый участник над тем или иным ходом. (Эту роскошь можно получить, если велся так долго пропагандируемый Давидом Бронштейном хронометраж партии).
Казалось бы, это должно избавить организаторов турниров и матчей от забот об аренде больших залов. В действительности же самые крупные концертные залы Москвы, Ленинграда и ряда других городов, когда в них проводятся интересные шахматные турниры или матчи, оказываются иногда слишком тесными, особенно если становятся местом проведения соревнований на первенство мира.
Есть и другая парадоксальная закономерность. Многих любителей таких темпераментных и темповых состязаний, как, скажем, матчи по хоккею, футболу, боксу, фехтованию и т. п. вполне устраивает удобное кресло у телевизора. Отдельные, и отнюдь не редкие индивидуумы, пылко любящие спортивные зрелища, вообще отдают предпочтение этой уютной, надо признаться, трибуне перед натуральной трибуной на стадионе.
Читать дальше