Юрий Комов - Портреты без рамок

Фотографии новой «хиппи-звезды» расходились в огромном количестве. Молодые бунтари боготворили своего кумира, который, кстати, стал вести абсолютно асоциальный образ жизни и общался бог знает с кем, а полиция становилась все бдительнее, зная, что в подобного рода компаниях всегда ходят наркотики. В конце концов случилось то, что должно было случиться: Питера привлекли к уголовной ответственности. Когда он явился в суд, выглядел вызывающе (советы адвоката решил игнорировать): длинные патлы, темные очки, джинсы в заплатах и куртка со множеством заклепок и молний. Как ни странно, но, не боясь огласки, поддержать сына пришел и респектабельный Генри Фонда. Некоторые его, правда, не узнали: для роли, которую должен был играть в одном из вестернов, отрастил почти разбойничью бороду. В таком виде и предстали они перед правосудием. Это, впрочем, не помешало адвокату «отбить» Питера: по части наркотиков ничего тогда так и не доказали. Но буквально через два месяца «хиппи-звезду» подвергли аресту па бульваре Сап-сет в центре Лос-Анджелеса, где он снимал документальный фильм о «рассерженной молодежи». На Питера Фонда завели досье, на заметку тогда брали многих. Страна переживала бурное время: протесты, манифестации, марши. Выступления Мартина Лютера Кинга собирали сотни тысяч людей, о священниках, выступающих против агрессии во Вьетнаме, знал каждый, песни Джоан Баэз звучали набатом, Америка бурлила, и казалось, вот-вот выйдет из берегов.

А Джейн Фонда жила во Франции, далеко от всего этого. Роже Вадим политикой не интересовался. Они мирно проводили свои дни под Парижем в старом доме, построенном в прошлом веке. Дом и землю купила Джейн, все это напоминало ей ферму отца в Калифорнии, счастливое детство. Держали семь собак, восемь кошек, да еще кролики, пони, куры. Друзей всегда полон дом, и еще часто приезжали бывшие жены Вадима, оставляли погостить детей. Брижит Бардо Джейн почему-то побаивалась, почтительно говорила: «Явление она просто феноменальное, никогда не потеряется в компании сильных мира сего».

Смеялись, шутили, пили вино. Говорили, болтали бея умолку. «Все женщины, на которых я женился или с которыми жил, — утверждал Вадим, — имели три сходные черты: вес — актрисы, все — красотки и все — крашеные блондинки». — «Я принадлежу, пожалуй, к числу женщин-рабынь, — говорила Джейн, — я лучше себя чувствую, когда кто-то принимает решения за меня. И вот Вадим всегда знает, чего хочет». Джейн была абсолютно счастлива и ждала ребенка. Впрочем, заявила: «Как бы хорошо было рожать от всех мужчин, кого любить и уважаешь. У Вадима есть несколько друзей, от которых я могла бы иметь детей, но беда в том, что ждать слишком долго… Если бы беременность продолжалась месяца два, а не девять — тогда другое дело…»

На экраны вышел знаменитый фильм Вадима «Барбарелла», третья его картина с участием Джейн. По задумке режиссера она появлялась обнаженной, когда еще только шли титры. «Все равно все будут ждать этого, — сказал он, — так почему не отыграть номер в самом начале, а потом уж заняться чем-то серьезным». Во время монтажа Джейн показалось, что буквы на экране все-таки выстроены недостаточно плотно и сквозь них ее чересчур много. Вадим поправил. Она хотела, чтобы в «Барбарелле» снимался и отец, роль нашли бы, но Генри решительно отказался, съязвив, что «обнажаться не собирается». Но вместе с Питером ей у Вадима сняться все-таки удалось: эпизод, но для нее он почему-то значил много — из сентиментальных соображений.

Когда рожала, ей было 30. Ходила трудно. Вадим, который часто уезжал, шутил, глядя на ее раздувшийся живот: «Держу пари, что там полно воды и плавают семь красных рыбок, как в аквариуме». 28 сентября 1968 года родилась девочка (точно как предсказывала Бардо — в ее собственный день рождения), Брижит прислала телеграмму: «Вот это действительно по-товарищески». Кормить ребенка Джейн решила сама, не боясь испортить фигуру. Сказала, что хотела бы иметь много детей, что завидует всем беременным женщинам. Все было так мило. Назвала дочь в честь актрисы Ванессы Редгрейв, перед которой Джейн преклонялась. «Была бы мужчиной, — любила она повторять, — женилась бы на ней». Редгрейв, уже получившая к тому времени приз лучшей исполнительницы на Каннском фестивале, успела заявить и о своих политических воззрениях: продолжая с блеском играть в трагедиях Шекспира, она самое активное участие принимала в антивоенном движении и успевала даже отбывать небольшие сроки тюремного заключения за разные «радикальные выходки».