Итоги Итоги: Итоги № 22 (2012)

— У него была такая манера общения. Хотя иногда величал и по-другому. Как-то ЦСКА проводил сбор накануне матча с «Динамо». В семь утра выстроились на зарядку, в строю все великие — Рагулин, Кузькин, Фирсов, а с края шеренги — я. Ждем, когда Тарасов выйдет. Он появляется на крыльце, подходит ко мне, и вдруг: «А вы, болван безмозглый, почему здесь стоите?» Я растерялся: мальчик из культурной семьи, дома ко мне так никто не обращался. «Как же, Анатолий Владимирович, — говорю, — все вас ждут, и я жду». «Вы должны уже стоять у стенки и работать с мячами!» — кричит он. Не зря ребята надо мной подшучивали: мол, Третьяк, ты своей смертью не умрешь.

Мы, молодые, вообще боялись Тарасова как огня. Если видели, что он не в духе, старались просто не смотреть в его сторону. Из опытных игроков, сколько помню, возразить ему отваживался только Владимир Петров. Неординарный человек, с характером, он ничего не боялся. С тренером иногда препирался в раздевалке при всех. Тарасову очень не нравилось, когда кто-то ему перечил, но ничего поделать с Петровым он не мог. Даже репрессии не помогали.

Единственным местом, где немного стиралась грань в общении с тренером, была баня. Когда я только попал в ЦСКА, ее на базе в Архангельском не было. Мы парились раз в неделю на «Соколе». Как-то раз Рагулин дергает меня за рукав: «Раздевайся скорее, тебя Тарасов зовет». Захожу, вдруг откуда-то с верхней полки раздается знакомый голос: «Ну-ка сейчас проверим вас, молодой человек». Как он меня тогда вениками обработал — думал, всю кожу сдерет! Я потом еще несколько лет боялся в баню ходить… (смеется). Самого Тарасова обычно парили ветераны. Они веника тоже не жалели, вкладывали в него всю злость. Но Анатолию Владимировичу, по-моему, это было только в охотку. Он любил как следует попариться.

— Вы выступали в ЦСКА и сборной рядом с тремя поколениями игроков. С кем из партнеров особенно дружили?

— Особой дружбы у меня ни с кем не было. Вратарь всегда стоит в команде особняком: у него свой, специфический образ мышления, свои тренировки. Вот знаменитое трио Михайлов — Петров — Харламов было не разлей вода не только на льду, но и в обычной жизни. Они встречались после матчей, дружили семьями. Я же со всеми поддерживал ровные отношения, но близко ни с кем не сходился. Может быть, только с коллегами-вратарями. Первым голкипером, который оставил яркий след в моей памяти, был знаменитый Виктор Коноваленко. Когда я только появился в сборной, он уже много лет защищал ее ворота. Настоящий русский мужик: немногословный, трудолюбивый — такая, знаете, в нем была рабочая косточка. Коноваленко в горьковском «Торпедо» играл под 20-м номером, и я в ЦСКА — тоже. И вот он мне, новичку, отдал свой номер. Представляете?! «Забирай, — говорит, — тебе еще долго играть, а я уже заканчиваю». Я его батяней называл, у нас большая разница в возрасте была: ему за 30, мне 17… Довольно тесно я общался и со своим дублером в ЦСКА Сашей Тыжных. Мы всегда жили в одном номере, играли в домино, часто ходили вместе на прогулку.

— Хоккеисты всегда были любимы и простым народом, и власть имущими. При такой популярности проблем с извечным дефицитом у вас, наверное, не было?

— Я был членом ЦК ВЛКСМ, любимцем Брежнева, награжден высшими орденами страны. Но дефицит, как и все, был вынужден доставать из-под полы. Хорошо еще, что многие директора магазинов уважали хоккей. У того брал мясо, у этого — рыбку... Помню, пришел к одному, а он орет на всю округу: «О, чемпион мира пожаловал! Дайте ему палку сервелата — нет, две! И икорки подбросьте!» Вроде радоваться надо, а у меня так противно на душе стало. Как будто барин холопу милость оказывает… Но по-другому не получалось. Как-то раз жена попросила купить пачку масла, и я пошел в универсам не через задний вход, а через обычный. Вывезли его на тележке, так мне в толпе за полкило этого масла чуть руки не оторвали.

Однажды, помню, на 8 Марта собрался супруге букет купить. Тогда самыми ходовыми цветами были гвоздики. Сейчас-то на них многие даже не взглянут… Так вот знакомый директор цветочного магазина говорит: «Приходи утром, часов в восемь. Только зайди с заднего входа: перед магазином толпа соберется, не протолкнешься». И вот мы с космонавтом Алексеем Леоновым практически одновременно появляемся у заднего входа — а там дружинники стоят. Увидели нас, стыдить начали: мол, такие люди — и из-под прилавка, без очереди! Леонов посмотрел на меня грустно и говорит: «Да, Владислав, ты — герой, я — герой, а за собственные деньги цветов купить не можем. Такое унижение испытываем!»