Илья Эренбург - Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г.

Эрвин Клуг уверяет, что он ни при чем, воюет будто бы один Гитлер, а девушек насилует непосредственно Геббельс, что касается его, ефрейтора Эрвина Клуга, о даже ни разу не выстрелил. Но в сумке у Эрвина Клуга женская кофта, а в кармане фотография красноармейца с надписью: «Братишке Пете». Я спрашиваю: «Откуда?» Он говорит: «Не помню. У меня вообще слабая память…»

Осенние мухи бывают злыми и скучными. Осенние фрицы, как прежде, жестоки, но они стали воистину скучными. Ржев их не развеселил. Ефрейтор Клаус Мюллерин рассказывает: «Прибыло пополнение пятьдесят душ, а в роте всего восемь человек. Мы спрашиваем: „Где же солдаты?“ Фельдфебель отвечает: „У русских есть такая пушка. Понятно?..“» Несмотря на прирожденную тупость, фрицы поняли. Холодно теперь под Ржевом по ночам заморозки, но Ганс Лупнель пишет жене: «Нам никогда еще не было так жарко. Русские на нас нажимают, некуда укрыться. Не знаю, удастся ли мне сохранить голову…»

За осенью следует зима. Фрицы это понимают. Я спрашиваю Германа Крамера; «Боитесь морозов?» Фриц качает головой: «Нет. Русских». Лейтенант Краусгрелль уточняет: «Зимой выходит из строя авиация и танки, значит, зимой русские будут сильнее нас».

Среди скучных осенних фрицев я нашел одного бодрячка. Это Карл Шрек, гроза колхозных коров, обер-ефрейтор и обер-куроед. Карл Шрек восторженно говорит: «С продовольствием у нас улучшилось… Питание, можно прямо сказать, исключительное. Дело в том, что получали мы на роту в таком составе, как до последних боев. А потери большие. Вот и выходило, что каждый ел за пятерых…» Вспоминая об этом, Карл Шрек облизывается. Он, наверно, жалеет об одном: его слишком рано взяли и плен, он не узнал высшего блаженства — жрать за всю роту. Таков фриц-оптимист.

Не следует думать, что осенние фрицы более человекоподобны, нежели зимние или летние. Фриц остается Фрицем — об этом не следует забывать. Можно снять с себя шинель или гимнастерку, нельзя снять с себя кожу, фашизм фрица — это не одежда, это его шкура. Я нашел в планшете одного немца серию любительских фотографий. Вот перечень: фриц, невеста фрица, голая девица неизвестной национальности человек, привязанный к столбу, горящая изба, виселица с повешенными, два Фрица в беседке, фрицы развлекаются — один в шутку вешает другого, убитая девушка в платочке, с обнаженной грудью. Разве такой способен стать человеком?

Ночи все длиннее, все холоднее. Осенью мухи сонные, их легче бить. Осенью легче бить и фрицев: дело идет с зиме.

10 октября 1942 г.

Фридрих Шмидт был секретарем тайной полевой полиции 626-й группы при первой танковой армии германских вооруженных сил. Таково его звание. Секретарь вел дневник. Он начал его 22 февраля сего года, а закончил 5 мая. Дневник он вел в Буденновке, близ Мариуполя. Вот выдержки из дневника Фридриха Шмидта:

« 25 февраля. Я не ожидал что сегодняшний день будет одним из самых напряженных дней моей жизни…

Коммунистка Екатерина Скороедова за несколько дней до атаки русских на Буденновку знала об этом. Она отрицательно отзывалась о русских, которые с нами сотрудничают. Ее расстреляли в 12.00… Старик Савелий Петрович Степаненко и его, жена из Самсоновки были также расстреляны… Уничтожен также четырехлетний ребенок любовницы Горавилина. Около 16.00 ко мне привели четырех восемнадцатилетних девушек, которые перешли по льду из Ейска… Нагайка сделала их более послушными. Все четверо студентки и красотки… В переполненных камерах кошмар…

26 февраля . События сегодняшнего дня превосходят нее мною пережитое… Большой интерес вызвала красотка Тамара. Затем привели еще шесть парней и одну девушку. Не помогали никакие уговоры, никакие самые жестокие избиения нагайкой. Они вели себя чертовски! Девушка не проронила ни слезинки, она только скрежетала зубам… После беспощадного избиения моя рука перестала действовать… Я получил в наследство две бутылки коньяка, одну от лейтенанта Коха из штаба графа фон Ферстера; другую от румын. Я снова счастлив. Дует южный ветер, начинается оттепель. Первая рота полевой жандармерии в трех километрах севернее Буденновки поймала пять парней в возрасте семнадцати лет. Их привели ко мне… Началось избиение нагайкой. При этом я разбил рукоятку на мелкие куски. Мы избивали вдвоем… Однако они ни в чем не сознались… Ко мне привели двух красноармейцев… Их подвергли избиению. „Отделываю“ сапожника из Буденновки, полагавшего, что он может себе позволить выпады против нашей армии. На правой руке у меня уже болят мускулы. Продолжается оттепель…