Василий Голованов - Восхождение в Согратль

— Красиво? — сказал Гамзат.

— Да-а… — согласился я. Вдалеке, на краю утеса, стоял храм — по-видимому, древний, христианский и в настоящее время заброшенный. Справа была другая гора, по ней белой ниткой тянулась дорога, которой я приехал. Сыпучие белые известковые склоны, покрытые пятнами зелени и раскровавленными выходами красной глины, были красивы как абстрактная живопись.

Вновь остановка у края очередной пропасти. Отсюда открывается вид на все хунзахское плато: оказывается, на нем не одно селение, а минимум пять. И из каждого вышли поэты, спортсмены, летчики-испытатели, испытатели космического оборудования… Я понимал, что всех этих вещей мне не упомнить, и достал из рюкзака диктофон:

— А из какого аула был Хаджи-Мурат?

— А ты знаешь Хаджи-Мурата?

— Ну конечно…

— Ну вот, как раз оттуда, с Тульской области, приехал Геннадий Николаевич, из Пирогово [12] В с. Пирогово Тульской области находится филиал музея-усадьбы Л. Толстого. Здесь жила сестра Толстого, Мария Николаевна. Как-то раз, будучи у нее в гостях, Толстой, возвращаясь с прогулки, увидел смятый плугом, разорванный, но еще живой куст татарника, который и послужил образным ключом ко всей повести «Хаджи-Мурат». , искать камень для памятника Хаджи-Мурату… Неделю мы с ним пьянствовали, пока камень выбрали. У нас тут хорошая дружба завязалась… Ну вот… Тут на склоне глыба лежала, потом вытащили ее оттуда лебедкой, а потом парень один хороший, из местной строительной организации, взялся, говорит: «Я его доброшу до Тулы», и дотащил… Сдержал слово….

— Я на открытии этого памятника был….

— И я был…

— Ну, значит, тогда не суждено было познакомиться…

— А мы поглядим потом. У нас на сайте видео есть…

Было еще не поздно, но солнце уже склонялось к вечеру. Мы тронулись было на Хунзах, но доехали только до водопадов, откуда открывался вид на приземистую Хунзахскую крепость, выстроенную русскими после Кавказской войны. Несмотря на грозный вид крепости, построенной прежде всего с тем расчетом, чтоб из нее можно было вести беглый артиллерийский огонь из современных орудий, которых во время войны еще не было, царское правительство, одержав нелегкую победу над Шамилем, стало проводить на Кавказе очень сдержанную и продуманную политику, в которой сила была, пожалуй, последним аргументом. До 1899 года в Дагестане и Чечне действовало так называемое народно-военное управление: сохранялись сельские общины (джамааты), которым принадлежало право суда по шариату или по обычаю. Были сохранены заведенные еще Шамилем наибства (области), управляемые исключительно местными наибами, назначаемыми с одобрения царской администрации, что позволяло русской власти лишь в крайних случаях вмешиваться в разрешение серьезных местных конфликтов. Империя была сильна — но не стеснялась учиться на своих ошибках…

Я старался.

Я мыслил и, следовательно, существовал.

Я держался за действительность, как слепой за веревку, шаг за шагом продвигаясь вперед.

Но сколько бы я ни крепился, каждая вспышка взаимных чувств, каждое слияние наше в крепнущей дружбе приближали меня к неизбежному концу.

Последний бросок мы совершили в каньон аварского Койсу, откуда открывался вид на снежные вершины Главного Кавказского хребта, на гору «Седло» и еще другие, похожие на искривленные лезвия кремневых ножей выступы. Будто расплавленное олово, разделившись на два или три рукава, сверкающая на солнце река уходила за поворот в тенистый каньон, где уже сгущались голубоватые тени вечера — и как будто исчезала из глаз.

— Снимай! — закричал Гамзат.

— Не могу против солнца!

— А-а-а!!! — от полноты чувств закричал Гамзат.

После осмотра этого каньона программа была, по сути, исчерпана. Оставался Хунзах. Я был в порядке. Все я делал правильно: сменил батарейки в фотоаппарате, проверил его, сел в машину, достал из рюкзака диктофон…

Я думал, что победила моя воля.

Но победила дружба.

Потому что, когда я стал прослушивать запись, сделанную в машине, там девяносто процентов времени занимают звук мотора и наши голоса, но не относящиеся к делу. Потом кто-то произносит осмысленную фразу, несколько фраз. И опять звук мотора и наши голоса, не имеющие значения. Я думаю, у меня в мозгу сбился алгоритм нажатия кнопки «запись». Когда надо было записывать, я выключал диктофон. А когда нужно было нажать на «паузу» — я, напротив, нажимал «запись». Комментарии тут излишни. Но кое-какую информацию все-таки удалось выудить: