Смотрю, что наснимали на мой фотоаппарат. Отдавал его вчера кому-то, и краем уха слышал: «Подними голову! Голову подними!» Да и сам потом пару раз щелкнул. Не знал, как чеченцы отнесутся к моему поступку, поэтому, когда Сулим сказал, что резать никого не будет, пошел к пленным, присел на корточки, громко вякнул: «Голову подними!» и стал снимать, а сам шепотом: «Меня слушай. Убивать вас не будут. Не бойтесь».
Ну, так и есть. Пленные грузины крупным планом: лежащие на животе связанные люди с задранными в объектив лицами. В глазах полная обреченность. Ясно, что перед расстрелом.
С такими карточками только в плен попадать. Какой я к черту журналист. Иду на броне с одной из сторон, одет в форму, штаны в крови, в фотоаппарате расстрелянные. Какая тут к чертям беспристрастность.
Срочно все удаляю. Хотя и жалко, конечно — Пулитцеровская премия, не меньше.
Рядом Хитрый. Чистит автомат. За ночь веселость с него сошла.
— Только бы без танков сегодня, — говорит он. — Не люблю я танки. Тошнит меня от них.
Смотрю на него.
— Есть что-нибудь белое? — спрашиваю.
Он протягивает тряпочку, которой чистит автомат.
Повязываю.
* * *
Вода, вода, вода… На небе ни облачка. Стрекочут цикады. Жара не такая угнетающая, как в Чечне, но градусов под тридцать пять все же. В канале мутная грязная жидкость. Вверх по течению коровник. В воде валяется труп теленка. А, по фигу уже. Пьем из канала, заполняем бачки и баклажки. Надо было все же взять у медиков обеззараживающие таблетки. В селе наверняка есть колодец. Скорей бы уже…
* * *
Повторного штурма не было. Колонна развернулась и пошла обратно на Цхинвал. Настроение у всех радостное. Домой! Пехота лыбится. На бэхах трофеи — на фары-искатели нацеплены натовские пластиковые каски.
Оказалось, опять поворот проскочили. Километра через два вновь развернулись и попылили прямиком на Гори. Черт…
Идем опять по-походному. Без разведки. Без авиации. Без нихрена.
Ямадаев вперед колонны не лезет. Предоставляет федералам самим своими солдатами вскрывать огневые точки. А федералам тоже по фиг. Мяса у нас вагон, бабы еще нарожают.
Авиация все же появилась и стала обрабатывать Земо-Никози за спинами. В районе коровника опять что-то задымило. Артиллерия через головы бьет по высоте километрах в двадцати. Это Гори. Мы, оказывается, уже в Грузии. Беру у Руслана СВД. В оптику видно вышку сотовой связи на сопке и капониры под ней. Вот откуда саушки вчера лупили. Теперь жирный дым поднимается уже там. Попали…
По дороге останавливаемся у каждой лужи. Пехота, как муравьи, сыплется с брони и припадает к водопою. В лужах вода такая же — смесь глины и земли.
Пара хуторов, задворки какого-то поселка, тракторная станция. Всё брошено. Ни одного человека. В садах ветви ломятся от спелых слив. Под траками лопаются помидоры. Яблоки почти созрели. Виноград ровными рядами уходит к горизонту. Все ухожено, все выращено с любовью. И никого.
* * *
Марш на Гори прошел без единого выстрела. Хотя первая часть колонны пришла сюда с боем, выбив на подступах батальон грузин. Те пытались обойти с тыла на нескольких джипах, но были расстреляны выдвинувшимися им на перехват БМП и подтянувшимися «Крокодилами». Сожженные грузовики чадят на дороге. Кругом трупы. Один совсем молодой, лет двадцать-двадцать два. Руки подтянуты к груди. Детская поза какая-то. В натовской форме он напоминает игрушечного солдатика. Другой в канаве лицом вниз. Третий — из обугленного тела торчат раздробленные ноги. Снаряд разорвался прямо под ним. Развороченное мясо в луже сгоревшего бензина.
Снимаю… Кому все это надо? Зачем?
Два джипа еще на ходу. Ямадаевцы забирают их себе.
В сам Гори армия не заходит. Становится километрах в двух-трех в садах, около какого-то селения. У крыльца стоит пожилая женщина. Смотрит. На неё не обращают внимания. Дома никто не грабит, людей не терроризирует. Вообще в село не заходит.
Около станции склад брошенной техники и амуниции. Еще два грузовика в копилку трофеев. На земле гора шмотья. Беру себе рюкзак, коврик и две теплые куртки. Когда все это закончится неизвестно, а спать в чем-то надо.
В этих же садах вчера накрыли большую колонну с резервистами. Говорят, машин пятьдесят. Сколько людей — не знаю. Фотографировать уже не иду. Хватит с меня горелых людей. Перебор трупов за три дня.
* * *
Армия ждет дальнейшего приказа. Подхожу к Ямадаеву:
— Сулим, небольшое интервью, если можно.
Читать дальше