Олег Бобраков - Будущее России. Алгоритм переворота

Если уж мы решили говорить всю правду, нельзя не отметить крайне негативную роль, которую сыграл в военном перевороте лета 1953 года прославленный полководец Великой Отечественной Георгий Константинович Жуков. Ведь именно он вместе с подельниками в лице маршалов Батицкого, Москаленко и др. решил исход событий тех тревожных дней в пользу контрреволюционной группировки Хрущева. А спустя три года он буквально спас того же Хрущева от решительно настроенного Президиума ЦК КПСС. И лишь через несколько месяцев после исторического пленума ЦК КПСС, удалившего с политической арены некогда преданных Сталину Маленкова, Кагановича, Молотова и «примкнувшего к ним» Шепилова (как оказалось позже, не только их), когда Хрущев «в благодарность за верность» отстранил от должности самого Жукова, маршалу, кажется, стало понятно, кого он поддерживал. Нет, видно не всем маршалам суждено быть политиками, и не случайно сразу после окончания войны Сталин поспешил отправить не в меру ретивого, но недостаточно дальновидного военного в ссылку – сначала в Одессу, потом в Свердловск. Нельзя допускать таких людей в большую политику.

Жуков был устранен, но армия осталась. И пока она, с изначально присущим ей коммунистическим началом, существовала, Хрущев – антикоммунист, типичный носитель биологической сущности – не мог чувствовать себя спокойно. Сделав министром обороны политически безликого и лично преданного ему Малиновского, развернув небывалую партийно-политическую работу в войсках, которая к тому времени приносила больше вреда, чем пользы, Никита Сергеевич приступил к форменному издевательству над вооруженными силами.

Сокращения личного состава – сначала на 600 000, а спустя год еще на 1 200 000 человек – нанесли серьезный удар и по самой армии, и по настроениям в войсках. Из частей были уволены почти все оставшиеся на службе фронтовики, которые в войну занимали не рядовые, а командные должности. Причем многим не дали дослужить несколько месяцев до пенсии. Наряду с ветеранами на улицу выбрасывали вчерашних выпускников военных училищ. Если это были инженеры, техники, военные строители, они еще имели шанс получить работу по специальности «на гражданке». А что было делать, скажем, командирам, подводникам или летчикам-истребителям?

Тех, кто остался в строю, тоже ждала несладкая судьба. Их, не сообразуясь с воинской специальностью и тем более с личным желанием, спешно переодевали в артиллерийскую форму и направляли в точки, расположенные в тайге и пустынях. Дело в том, что верховный главнокомандующий Хрущев с присущей дилетантам самоуверенностью надеялся все оборонные задачи решить при помощи ракетных войск стратегического назначения. Он «запамятовал», что и занимают, и удерживают территорию не ракеты, какими бы совершенными они ни были, не ядерные боезаряды, а обыкновенные солдаты, чаще всего – пехотинцы. Но поскольку «верховный» решил – так оно и будет. Состав сухопутных войск уменьшался на сотни тысяч и миллионы солдат, уничтожался надводный флот, совсем недавно ставший океанским. В авиации «живьем» резались великолепные фронтовые бомбардировщики Ил-28, стратегические воздушные ракетоносцы, до сих пор непревзойденные бомбардировщики 3М, М4, М50, М52 и совсем уж фантастический, правда, не доведенный до окончательного вида М56, сконструированные Владимиром Михайловичем Мясищевым.

В области военно-технической политики тоже царил волюнтаризм. Какой из образцов будет взят на вооружение, решалось исходя не из нужд армии и флота, не из состояния вероятного противника, не из принятой стратегии и тактики, а из личных взаимоотношений конструкторов и руководителей оборонных ведомств с первыми лицами партии. И надо сказать, что эти взаимоотношения нередко приобретали причудливый характер. Работал сын Хрущева Сергей (тот самый, который сейчас живет в США и вещает, как он всегда мечтал вырваться из коммунистического ада в свободную страну) в КБ у Туполева – и технически устаревшие самолеты Андрея Николаевича отодвигали в сторону более совершенные аналоги Мясищева. Работал ближайший родственник Никиты Сергеевича у Челомея – и брались на вооружение ракеты последнего, которые при сравнительных испытаниях проиграли ракетам Лавочкина.

Талантливому конструктору Семену Алексеевичу Лавочкину вообще не повезло: во время войны его истребители встретили жестокую конкуренцию со стороны детищ семейства Микоянов. Но характеристики ЛаГГов и МиГов оказались хотя бы примерно равными, и не имевшему родственников в Политбюро Семену Алексеевичу пришлось уступить, перейдя в ракетную отрасль. Однако там ему пересек дорогу Челомей. И хотя надежность ракет Лавочкина оказалась на порядок выше, ему и здесь пришлось уступить. (Ситуацию в ракетной отрасли, сложившуюся в то время, метко отражала народная прибаутка: «Янгель работает на нас, Королев – на ТАСС, а Челомей – на унитаз».) И все потому, что человек биологический в очередной раз победил человека социального. Личные интересы конструкторов и руководителей разных рангов опять возобладали над потребностями общества.