Вектор пути был определен, эстетика нового государственного пиара сложилась; оставалось подождать первых результатов.
Что же мы имели к середине первого путинского срока? Базовые ценности : туманны. Еще более туманны, чем были на излете 1999-го, когда достаточно массовые идеологические ожидания сгущались в образ начинающего Путина. Ближайшая цель: стабильность. Точнее, ее иллюзия. Телевидению не велено детализировать информацию о проблемных зонах, от Чечении до Махачкалы, запрещено показывать подробности терактов. Тихо, тихо, все хорошо; успокойтесь. Политические технологии достижения поставленной задачи: прекращение публичного политического процесса, превращение Думы в мощную машину для голосования, стилизация советской жизни без возвращения в ее пределы; игра с советской атрибутикой; сплошные старые песни о главном.
Я вовсе не хочу сказать, что не следовало терапевтически воздействовать на больное от пережитых потрясений население. Или что прежние Думы были лучше нынешней. Скорей наоборот: эта хоть какую-то законодательную базу в состоянии обеспечить, прежние в основном грызлись. Нет оснований сомневаться в том, что абсолютное большинство россиян восприняли возвращение советской атрибутики в имперской упаковке сентиментально. Но знаки все-таки имеют значение. Хуже того; они способны проецировать свое скрытое значение на окружающую реальность и ее преобразовывать. В чем очень скоро пришлось убедиться.
Сначала под мощные звуки советского гимна с православным текстом была создана мощная партийная структура. С одной-единственной целью: обеспечить бесперебойное голосование за правильные законы. Если «партия Ленина, партия Сталина» (в более поздней редакции — «сила народная») до последнего издыхания твердила, что она — ум, честь и совесть, то есть претендовала на разум человека и его сердце, то «Единая Россия» претендовала только на силу, ни на что больше: «В Единстве — сила». А где сила, там не надо ума и тем более сердца. В этой партии смогли ужиться образованные карьерные прагматики самых разных взглядов, от социалистических до либеральных, серые ничтожества, вплоть до бывших водителей некоторых партийных вождей, бюрократические циники; разница в оттенках и даже цветах оказалось несущественной.
Талантливые создатели весьма успешного с технологической точки зрения партийного продукта успокаивали оппонентов: чего вы ежитесь? Почему брезгуете? Мы же не лезем вам в сознание и в душу; нас не интересует тонкий общественный организм, нам нужен только работоспособный государственный механизм, мы его и создаем. Причем делаем свою работу куда лучше, чем делали ее предшественники, изготовители проекта «Наш дом — Россия». Что же до черномырдинских шуточек — «что бы ни строили, получается КПСС», — то глупости все это; никакой реставрации нет и быть не может. Только стилизация. В виде гимнографических муляжей. В виде муляжей партийных. Все ненастоящее. Настоящие — только реформы, которые мы будем проводить под прикрытием химер. Когда изготовим их достаточно.
Но как-то так получилось, что, сказав «а», пришлось говорить и «б»; я имею в виду административную реформу.
Вообще-то она замышлялась не по советскому, а по американскому образцу: разделение правительственных органов управления на министерства, имеющие политические функции, и агентства, имеющие функции финансовые. Но в том и фокус, что американская управленческая машина — формализованное следствие неформальных базовых ценностей, владеющих сознанием нации. Есть непосредственная, жесткая связь между посредническими задачами, которые решают многочисленные агентства, минимальным числом политизированных министерств — и ставкой на либеральные, четко прописанные и в этих рамках свободно функционирующие правила общественной игры. Точно так же внутренне логичной была министерская система сталинского образца; она с неизбежностью вытекала из патерналистских представлений большинства о мудрой, всеведущей и всепроникающей власти. А в нашей ситуации, где сознательный выбор нацией не сделан, разделение на министерства и агентства мгновенно привело к заторам в принятии решений, резкому росту взяткоемкосги и личностным конфликтам между руководителями министерств и агентств. Публичным проявлением системного сбоя стал раздрай между министром культуры Соколовым и руководителем Роскультуры Швыдким; а сколько подобных столкновений произошло в глухой информационной тени…
Читать дальше