Наталья Иванова: Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век

Войнович ответил;

Войновичу ответили;

Войнович еще раз ответил…

«Я пишу очень медленно, и мне было бы не но силам отвечать на каждую грубость романом» (185). Теперь Войнович ответил Солженицыну памфлетом. Иные считают, что пасквилем.

Для кого Войнович писал свою книгу?

Не для Солженицына.

Представить, что Солженицына можно в чем-то переубедить? Вряд ли Войнович столь наивен.

Не для тех, кто находится под полномасштабным и крупноформатным влиянием Солженицына (но выражению Войновича, «солжефреников»).

Он считает, что выполнил свою работу за тех, которые тоже все понимают, но которым — неудобно. И посему они молчат: «осторожные печатать меня раньше боялись и теперь опасаются» (191).

Войновичу в голову не приходит, что осторожность осторожных вызвана не конъюнктурными моментами (какая уж теперь конъюнктура), а может быть человеческими.

Осторожность может быть вызвана отношением к человеку. Имеющему право на свои собственные ошибки, суждения, заблуждения. Не такому хорошему как ты да я? Ну и ладно.

Я не то чтобы защищаю такой способ поведения, как осторожность (кстати, мне самой не очень-то присущий). Я его объясняю. Нет, не Войновичу, — он вряд ли вникнет в аргументы (в этом отношении они с Солженицыным схожи).

Тем, кому важно сопоставлять и обдумывать разные точки зрения, вырабатывая свое отношение к реальности. Литературной и идеологической. Тем, кто принимает самостоятельные решения.

А напечататься сейчас, тем более Войновичу, тем более со скандальным текстом, совсем не трудно: книжка вышла, и каждый желающий может ее прочесть.

Чтобы потом, как сказано в мудрой «Псалтири», «производить над ними суд писанный».

Обращаю внимание читателя на год журнальной публикации данной статьи на дворе еще 1990-й.

Л. Гозман, А. Эткинд. Культ власти: Структура тоталитарного сознания. В сб.: «Осмыслить культ Сталина». М., 1989.

«Опять биографии, или Отверзи ми двери». С писателем Феликсом Световым беседует Бронислава Тарощина. «Литературная газета» от 28 марта 1990 года.

Дым Отечества ярче (прекраснее) огня чужбины. — Эразм Роттердамский. Пословицы (1, 2, 16) (лат.).

«Но Вторая мировая война была борьбой двух Зол» (прим. И. Бродского). Иосиф Бродский размером подлинника. Таллин, 1990. С. 8.

Народные русские сказки А. И. Афанасьева в трех томах. М., 1957, т. 3. С. 353–355.

Народные русские сказки А. И. Афанасьева в трех томах. М., 1957, т. 3. С. 353–355.

А. Синявский, цит. соч. С. 92.

А. Синявский, пит. соч. С. 92.

А. Синявский, пит. соч. С. 28.

Иосиф Бродский. Об одном стихотворении / В кн.: И. Бродский. Набережная неисцелимых. М., 1992. С. 108.

Парочка здесь: омоним: 1) литература и паралитература; 2) сокр. от «паралитература».

Понимающему (или умному) достаточно (лат.).

М. Чудакова. Без гнева и пристрастия: Формы и деформации в литературном процессе 20-30-х годов // Новый мир. 1988. № 9. С. 240.

Там же. С. 260.

А. Гуревич. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. № 2–3. С. 24–25.

Там же. С. 26.

И. Роднянская, Р. Гальцева. Помеха — человек: Опыт века в зеркале антиутопий. Цит. по: И. Роднянская. Литературное семилетие. М., 1995. С. 18.

Александр Генис. Вид из окна / Новый мир. 1992. № 8.

И. Роднянская. ЛЗ на полях благодетельного абсурда. Цит. по: И. Роднянская. Литературное семилетие. С. 305.

И. Роднянская. Сор из избы. Цит. по: И. Роднянская. Литературное семилетие. С. 309.

Виктор Пелевин. Омон Ра: Роман. В кн.: В. Пелевин. Соч. в 2-х т. М., 1996. Т. 1. С. 12.

Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко. Новая хронология Руси. М., 1998. С. 11.

Там же. С. 17.

Сергей Валянский, Дмитрий Калюжный. Тьма горьких истин… Русь. М., 1988.

Замечательна и необязательность причины, которая используется для внезапного набега или выпада. Собственно говоря, требуется даже не причина, а повод, и даже не повод, а ощущение задетости. А уж раз зацепила, то жди придирки можно и из пушки по воробью, которого я, каюсь, так и не распознала в сюжете П. Басинского «Русский читатель оптом и в розницу» («ЛГ», № 6, 1998). Главное, что он от меня в очередной раз защитил Русскую Литературу и ее Читателя (обычно этим занимался И. Золотусский).