Виктор Ротов - Ближе к истине

Григория Федоровича. Переполненный зал разразился овацией в его честь. Он вышел на сцену на яркий свет, и я ахнул про себя: сильно постаревший, изнуренный, болезненный. Ему оставалось жить менее двух месяцев. Ему было трудно стоять. Екатерина усадила его на стул и спела для него одну из его песен. Потом бережно проводила за кулисы.

Погиб он трагически. 7 января 1996 года. В день моего рождения. Весть о его гибели потрясла. Имя его вознеслось с новой силой. Утрата была действительно невосполнимой. Мир музыки как бы осиротел, хотя по радио и телевидению каждый день звучали его песни. На сорок дней в зале филармонии г. Краснодара состоялся концерт, посвященный памяти всенародно любимого композитора. На сцену с воспоминаниями выходили его коллеги, поэты, писатели. Виктор Лихоносов даже спел что-то. Иван Варавва прочитал стихи в память о славном человеке и великом гражданине. В том стихотворении про журавлей есть такие слова:

Я обратил внимание на гробовую тишину в зале, когда Иван Федорович читал свои стихи про журавку. Такая тишина царит наверное в самих безднах жизни.

Спустя время в Краснодаре состоялся концерт мастеров искусств России, посвященный памяти Григория Федоровича Пономаренко, поистине великого песенника, народного артиста СССР, народного артиста России, незабвенного гражданина Отечества. В концерте — созвездие имен. На заднике сцены — огромный портрет композитора. Он с неразлучным баяном, улыбающийся своей особенной пономаренковской улыбкой. Живой и вечный. Звучат его песни, говорят о нем, и кажется, вот — вот выйдет она сцену и он. Но увы… Остались лишь его песни, воспоминания и стихи о нем. Кронид Обойщиков написал стихотворение, трогающее сердце. Обращение к «Собаке Григория Пономаренко».

Ах, рыжий пудель, милый рыжий пес, Запомнил ты, как завизжали шины,

Когда в круженье бешеном колес Хозяин твой упал на руль машины.

Потом его куда‑то увезли,

А ты один остался в мертвом поле.

Тебя, не знавшего бродячей доли,

Найти семь суток не могли.

В тот день родился Иисус Христос. Великий день тысячелетних буден!

А кто‑то видел: верный другу пес Ждал преданно, как ждать не могут люди. Ты за неделю эту поседел.

На птицу лунь немножечко похожий,

Ты приходил к дороге и глядел,

Как падал снег и шел поток дорожный…

Григорий Федорович Пономаренко

Говорят, пути Господни неисповедимы. Я бы добавил: жизнь сплошная импровизация.

Однажды я увидел по телевидению и послушал «Кубанцов». Сам когда‑то пел в самодеятельном хоре, а потому несколько образованный в этом виде искусства, я подумал: у коллектива, если все сложится хорошо, — большое будущее. Потому что филигранное мастерство, потому что работают с большой отдачей и красиво. И смотрятся: мужчины в казачьей форме, женщины в старинных казачьих нарядах. Всего их пятеро: двое братьев — Валера и Рома Троян, две сестры Оля и Галя. Оля — жена Юрия Васильевича.

Я еще не знал, что руководитель ансамбля Юрий Васильевич Булавин — однофамилец великого русского предка, предводителя бунтарей — с малых лет увлечен музыкой. Узнал я об этом, когда посмотрел их концерт «живьем» в конференц — зале редакции «Кубанских новостей». Там и решил про себя написать о них.

И вот еду с ними в концертную поездку в станицу Новоминскую Каневского района. Там два Дома культуры, они дадут два концерта.

Перед первым концертом, в гримерной Дома культуры, мы разговорились о том, как начинал Юрий Васильевич. В разговоре принял участие Иван Алексеевич Доронин. (Тоже знаменитая фамилия). Он принес с собой старенькое фото, на котором снят коллектив народной агитбригады — художественной самодеятельности «Подсолнушек» тогдашнего колхоза «Коммунар». Иван Алексеевич был руководителем, а Юрий Васильевич, Юра, играл на баяне, аккомпанировал. На фото его чуть видно из‑за баяна.

Иван Алексеевич, влюбленно глядя на своего воспитанника, со слезами на глазах вспоминает: «Юре не надо было долго подбирать и разучивать новую мелодию. Абсолютный слух и музыкальный талант позволяли ему схватывать на лету и без проблем. А сам еще вот такой… На смотре в Пятигорске упал с подставки. Малышня из зала бросилась на сцену, помочь ему подняться с баяном и встать на злополучную подставку. Это надо было видеть!..»